– Впереди станция! – прошел сигнал через медведя.

– Он на самом деле соображает! – опять обрадовался я, что кругом-то, оказывается:


– Луды, – хотя и более-менее метаморфоз-ированные.

– Ты не думаешь, что это твоя же мысль, просто отраженная от его первобытного архипелага сознания.

– Это одно и тоже, – смело согласился я с тут же пришедшей посылкой медведя.

Как и сказано в Библии:

– Сами вы можете не всё, поэтому Остальное должны, однако:

– Просить.

– Кто это сказал, Алан Тьюринг?

– Есс, мэм. Повторив при этом слова Апостола Павла.

– У тебя всегда одно и то же: чуть что что-то превышающее уровень общей образованности – значит, это открыл Апостол Павел.

– А разница? – только и смог я хоть как-то с ней согласиться. Но добавил для точности:

– Я часто зову на помощь и Петра.

– Первого?

– Мэм, сейчас не до шуток, впереди станция, где немцы ведут инженерные работы.


Медведь сунулся было взять лопату, бросать уголь, но поняв, что ошибся:

– Угля давно нет, че ты там гребешь, Гришка?

И он разослал нам Молнию:

– Химичу, чтобы на станции уголь был.

– Зря, – сказал я, – зря мы связались с этим медведем, Гришкой.

– Ибо?

– Что ибо? Ах, ибо! Ибо, на станции и так есть уголь, если его там нет – значит и не будет.

– Не вижу логики, – опять разослал медведь сообщения по нашему бескультурью.

– На кочегара учится.

– Ничего не получится.


Однако на рельсах кипела работа, и перед нашим прибытием их специально разобрали.

Я высунулся в окно и мяукнул:

– Я был настолько неправ, что совсем ошибся. – И добавил: – Это немцы.

И честное слово натурально услышал:

– Ты Муссолини надеялся здесь встретить?

– Я в плен к немцам не собираюсь! – ахнул и меня вытащили прямо в окно и начали качать, как:


– Ну, извините, не Муссолини же же!

Медведь вышел первым, но не он же будет на самом деле толкать речь, и хорошо, что так и вышло, он сел на скамейку у склада – но не думаю, что тушенки – и начал, точнее, попытался чистить ногти пилкой – я вздохнул облегченно:

– Не очень-то у него и получается, – следовательно: натуральный – не прикидывается.

Так получается, что чему-то уже перестал удивляться, а что-то всё равно:

– Возмущает, – ибо:

– Так-то и я могу! – ничего не делать.

Подошел и дал ему по морде. Ко мне бросились со всех сторон:

– Что?

– Ты зачем его ударил – это наш.

– Надеюсь не Хим-Лер?

– Гауптман, – шепнул, не глядя на меня кто-то рядом. А немка закончила:

– Мост готов к взятию? – ибо другого ответа, кроме:

– Да, Телохранитель, – не ждала.


Я так и остался при своем мнении, что это подставной отряд, а вот для взятия каких укреплений, то ли красных, то ли белых – или, что у них есть еще там, скорее всего, немецких – пока не понял, так как и соображал:

– Моё задание в понятных мне координатах – так и не получил.

Что, видимо, и значит, отвечать придется и тем, и другим одно и тоже:

– Ми не знали.

– Тогда уж лирикой заниматься будет поздно, – услышал буквально над ухом, и махнул, как надоедливой мухе:

– Ну чё ты подлетаешь, как змея – незаметно?!

– Заводи Шарманку, поехали.

– Куда?

– Туда!

– На Мост?


– Почему с большой буквы?

– Он, наверное, стратегического значения?

– Здесь без стратегии вообще уже нельзя говорить беспредметно.

– Потому что со стратегией предметно?

– Ты начинаешь кое-что понимать, пленный.

Хотел возразить, что не я пленный машинист на службе у вермахта, а наоборот, они везут меня туда, куда мне было доверено:

– На взятие Моста любой ценой, – следовательно, использование медведей и незнакомых иностранок при выполнении этого задания не исключалось.


– Гауптман.

– Что, я гауптман? А-а, медведь тогда кто?

– Телохранитель.

– Теперь уж я ничего или даже мало, что понимаю, – сказал я, но про себя, ибо вот так спросить своего любимого руководителя: