Когда девушка вышла из такси, её встретил пронизывающий до костей волглый ветер. Он забрался за воротник её пальто и пробежался по загривку, вгрызаясь в кожу ледяными колючками. В тусклом грязно-сером небе вверх взлетали снежинки-льдинки: хоть и пришла весна, однако зима не собиралась так легко сдаваться. Плотнее прижав воротник-стойку к шее, Реми пошла по протоптанной дорожке вглубь парка и вскоре оказалась в полутьме среди голых и корявых деревьев, освещаемых редкими фонарями. Здесь было так тихо, что она слышала своё дыхание. Она не испытывала страха, несмотря на то что уже больше года в городе орудовал маньяк Голиаф, жертвами которого становились молодые девушки.

Реми давно не испытывала ярких чувств, оказавшись в кошмаре из однообразных тягостных дней. Душой постарев лет на десять за эти два года, она потерялась в настоящем, словно застряв в жутком сне, который казался не менее страшным, чем унылая реальность. Порой она сутками вынуждала себя бодрствовать, лишь бы не засыпать, лишь бы не видеть там его…

Однако именно кошмары побуждали девушку действовать, именно они заставляли её прикладывать все силы, чтобы выйти на проклятых люцианитов. Но не с целью мести, нет. Реми преследовала их ради призрачной надежды найти способ вернуть своего брата домой.

На входе предъявив охраннику карточку гарпии, сэва прошла вглубь территории скорбного заведения, освещённого огнями и с выставленной по периметру охраной. Мало кто знал, что это за место. Мало кто подозревал, что такие места в принципе существуют. Однако даже самые совершенные существа на свете подвержены болезням разума и души. Даже прекрасные сэвы способны утратить рассудок и заблудиться в потоке бессвязных мыслей. Однако, когда ангел теряет разум, мир должен оплакивать его потерю. Ведь его силы остаются с ним, и в таком состоянии они могут причинить значительный вред окружающим.

Поэтому в семнадцатом веке указом императора во всех крупных городах империи были возведены подобные больницы, дабы оградить людей от душевнобольных ангелов. Никто не должен видеть сэв в таком виде.

На проходной Реми назвала себя, и её проводили в кабинет главного врача, директора этого заведения, Анатолия Цапли. Это была далеко не первая их встреча, и каждая из них проходила по одному и тому же сценарию. Сначала девушка передавала мужчине конверт, после чего он выдавал краткий отчёт:

– Уважаемая Ремия Беркут, ваш… родственник пребывает в угнетённом состоянии духа. Его разум проясняется только в утренние часы, и то ненадолго. Нам приходится прибегать к повышенным дозам морфия, чтобы утихомирить его к ночи. Сейчас вы застанете его спящим. Что касается его способностей… По большей части нам удаётся купировать их успокоительным, что вы приносите, – на этих словах Реми передавала свежую порцию порошка, вновь отбиваясь от вопроса, что это такое. – Жаль, что вы не рассказываете, как его производят. Такое средство стало бы незаменимым в нашей практике, – с сожалением протянул подтянутый и моложаво выглядящий мужчина, переводя взгляд с Реми на картину полярной совы, висевшей на стене у окна, – символ психбольницы. – Но я понимаю, это связано с вашей работой. И не лезу в ваши дела, покуда наши договорённости в силе. Ваш родственник будет находиться здесь столько, сколько требуется. Не сомневайтесь и в том, что о нём не узнает ни одна живая душа, покуда я на этом месте.

Реми понимающе кивнула. Они вышли из кабинета директора и направились в отделение для пациентов с лёгкими заболеваниями. Проходя через него, они слышали, как за толстыми стенами раздаются жуткие звуки: утробные подвывания, тихое пение, шепот и даже крики, от которых вибрировал пол. А ведь здесь содержались больные, имеющие шанс на выздоровление. Пара проследовала дальше, миновала несколько лестниц и оказалась в дальнем крыле, огороженном решётками и с дополнительными пунктами охраны. Они остановились у красной двери. Анатолий показал свои документы и после всех необходимых процедур и, кажется, уже в сотый раз выслушав инструктаж, они отправились дальше, как только караульный открыл железную дверь ключом.