Граниль. История Бэлли и Морна Аями Карс, Горн Аарон

© Аями Карс, 2025

© Горн Аарон, 2025

ISBN 978-5-0067-1056-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Это волшебная земля, где природа живет вместе с людьми и обладает сознанием. Реки поют песни танцующих гор, и их голоса наполняют воздух мелодиями, которые отзываются в каждом сердце. Деревья шепчут древние истории, и их шорох будто рассказывает о забытых временах. Семена путешествуют на крыльях воздушных потоков, стремясь найти свое место в этом мире.

Одним тихим закатным солнцем теплый порыв мудрого ветра подхватил маленькое семечко из увядающего цветка и отправил его в новое путешествие, протяжно приговаривая:

Маленькая Бэлли летела, окутанная теплыми объятиями дружественного ветра, и улыбалась. Её душа всегда была полна веры, взгляд – любви, а сердце – радости и вдохновения. Она только что завершила очередной цикл цветения, превратившись в семечко. Одновременно юное, но хранящее в себе память всех предыдущих перерождений. Каждое её воспоминание было как луч света, согревающий и наполняющий силой для нового пути. Луч, который ждут, даже если об этом еще никто не знает.

– «Холодно», – подумала Бэлли, приземлившись в сумерках на недружелюбно молчаливую и сухую поверхность.

– «Ветер еще ни разу не отправлял меня в такие земли. Наверное, сейчас здесь время „Холодной луны“. Как интересно!» – восторженно воскликнула она.

– «Люпина из сада под дубом рассказывала о местах, где танцуют ледяные капли и поёт хрустальное озеро. Неужели я смогу услышать его голос!» – сердце Бэлли ликовало.

Она всегда зрела в тёплых землях во времена «Горячего солнца» и мечтательно слушала рассказы других цветов о невообразимых равнинах замороженных льдинок. Цветение в садах у людей дарило ей много уютных дней, но также и пробуждало жар авантюрных приключений.

– «Брр. И всё же холодно», – ликование от неизведанных земель прерывали непривычная зябкость и отчужденность.

– «Насколько я помню из рассказов Люпины, время „Холодной луны“ длится один цикл. Мне нужно дождаться пробуждения дня, осмотреться и подготовиться к глубокому сну, в котором дремлющая почва поведает истории местных земель».

С этими подпрыгивающими, но полными планов мыслями, Бэлли плотнее прижалась к поверхности, чтобы растопить её своим светом, и стала дожидаться утра.

Утро наступало бесконечно долго, свет еле-еле просачивался через безмолвные плотные облака, словно совсем не желая появляться в этих краях. Но этого было достаточно, чтобы начать осматривать место, в которое попала Бэлли.

Исследуя место, она сделала вывод:

– «Камень. Это определённо камень. Видимо, меня занесло в его расщелину. И если я буду двигаться вперёд, то смогу увидеть окрестности».

Определив направление, Бэлли игриво представляла себя в краю каменных великанов и горящих светлячков. Ей нравилось придумывать разнообразные вариации, намеренно наполняя свое сердце предвкушением.

Но подойдя к краю расщелины, Бэлли обомлела. Вокруг не было ни каменных великанов, ни хрустальных озёр, ни равнин замороженных льдинок. Только сухая и скудная пустошь.

Взгляд упал на другие семена, находящиеся в глубоком, безжизненном безмолвии. Они, видимо, когда-то так же заброшенные сюда ветром, не смогли закрепить свои корешки и застыли, превратившись в жесткую сухую корку. А росточки, которым всё же удалось пробиться, очевидно, тоже сдались под гнетом давящего окружающего опустошения.

Этот засушенный, словно замороженный временем, вид привёл Бэлли, растущую всегда среди многоликого цветения жизни, в оцепенение. И единственное, в чём она оказалась права – это камень. Она действительно попала в расщелину башни, созданной из камня. Но это была не элегантная каменная башня, к подножию которой мог бы приходить влюблённый юноша, чтобы подарить песню возлюбленной. Нет, это была груда наваленных камней, которые, словно падая откуда-то с высоты, цеплялись друг за друга, формируя башенный столб. Заброшенный и не тронутый заботливой рукой хозяина.

– «Куда же я попала?» – вертелось в её голове.

«Нет, это совсем не пора „Холодной луны“. Природа здесь не готовится ко сну. Природа здесь мертва».

Её растерянный взгляд смотрел на небо, отчаянно надеясь уловить попутный ветер, чтобы на его крыльях улететь прочь.

Но ветра не было. Стена голых, безликих, корявых деревьев окружала всю башню по кругу и не пропускала сюда ни ветра, ни звука, ни надежды выбраться.

Было сухо, холодно, мрачно и до жути безмолвно. Иногда казалось, что в воздухе вокруг неё начинает мерцать что-то странное. Что-то, что никогда не было частью её мира, пыталось пробиться сквозь её свет. Некие тени, едва различимые в темноте, шевелились, словно живые существа, прячась за каждым углом и камнем. Они не нападали, но их присутствие ощущалось как холодное дыхание на затылке.

Медленно переводя взгляд по виду, от которого хотелось отвернуться, Бэлли, слегка дрожа, всё же сумела оторвать от своего сердца стыдливую, но ударяюще-реальную трусость и наконец глубоко вздохнула.

– «Страх – испытание для храбрых», – с верой, скачущей по ней, как водная рябь, сказала Бэлли.

– «Этому месту так не хватает внутреннего света… А моя память наполнена им».

Вдыхая в себя силу прожитых цветений, она напомнила себе: «Что ж, я уже здесь. И останусь здесь. Буду расти, согреваемая памятью соприкоснувшихся со мной жизней».

Вернувшейся твердости этого маленького белого семечка с золотыми прожилками можно было позавидовать. Несмотря на окружающее отсутствие жизни, Бэлли притянулась к камню в расщелине, прикрыла глаза и начала светиться, пуская корни, сотканные из воспоминаний прошлых цветений.

Так как прямо сейчас ей жизненно не хватало тепла, то первое, что она вспомнила, – как однажды ветер принёс её на поле, усыпанное разносортными цветами и детским смехом, растекающимся по нему.

Это бегали дети фермера, который выращивал рядом яблоневый сад. Как же там было солнечно, наполнено и пахло разнотравной жизнью!

Дети всегда помогали отцу в сборе урожая, а в перерывах убегали на поле за тигровыми бабочками, игравшими с ними. Кудрявые, покрытые веснушками братья приносили полю своей беготнёй и играми запах свободы и беззаботного детства. А отец в соломенной шляпе, зовущий их к тёплому ужину, добавлял закатному солнцу заботы.

После ужина мужчина всегда приглашал свою хрупкую жену, с персиковым цветущим румянцем на лице, на веранду, чтобы подарить ей запах томлёных полевых цветов и вид пылающих закатов. А все цветочные семьи в округе ждали их и отдавали свои сладкие ароматы, наполняя их глаза красотой соединения с миром и любовью.

Бэлли плавала по воспоминаниям о поле, согревая себя и холодный отчуждённый камень под ней. Но чувствуя, как камень равнодушно не принимает её тепла, в ней блеснул свет из другого цветения.

Там её жизнь протекала во дворе храма, где благоговение поющих голосов и людей, отправляющих свои мысли к богам, никогда не замолкали. Бэлли видела там много жизней, много судеб и много взоров, приоткрывающих миру то, что скрывается в их носителе. Она видела там опустевшие глаза покаяния, тлеющие глаза сожаления, умиротворенные глаза прощения и чистые глаза благодарности.

Цветы в том храме часто разговаривали с прихожанами, но не на людском наречии. Они общались через чувства и ароматы, которые передавали их эмоции. Души, полные жизни, во все времена понимали природу языком красоты и вдохновения. Поэтому, несмотря на то, что язык людей Бэлли знала, она никогда его не использовала. И всегда хранила в сердце те молчаливые диалоги с пожилым священником, посвятившим всего себя другим людям.

Каждый день он слушал покаяния прихожан из ближайших деревень и проживал вместе с ними их боль и радость, их растерянность и веру, их поиски и ответы, переполняясь до краёв своего сердца чужими судьбами. Храм был его домом, а прихожане – его семьей.

И вечерами, когда все расходились по домам, он в одиночестве присаживался на лавку рядом с садом. Смотрел на цветы и делился с ними светом рассказанных историй и горечью тягостных судеб, при этом ни разу не проронив ни слова. Его глаза были такими глубокими и такими беззаветно распахнутыми, словно хотели обнять и утешить весь мир.

Временами в них было больше тягости, временами – лёгкости, но всегда, несмотря ни на что, в них горел огонь веры, любви и добра. К миру, богам и к каждой душе, с которой он соприкасался.

Наблюдения за священником дарили Бэлли размышления: «Что такое свет? Как он рождается? Благодаря чему существует? Ведь он в каждом сказанном слове, в каждой подаренной улыбке, в каждом сердце, тронутом его теплом».

Его сияние было не просто внешним, а внутренним, исходящим из самых глубин души. Это цветение наполнило Бэлли пониманием, что истинный свет не только освещает, но и согревает, исцеляет и помогает другим найти путь даже в самые тёмные моменты.

Мысли грели Бэлли изнутри, когда она вернулась к реальности своего каменистого убежища. Камень под ней начал оттаивать, отзываясь на ее тепло. Корни тянулись вглубь, принося с собой силу цветущего прошлого, вдыхая в это мрачное место капельки жизни, помогая пробиться созревающему побегу в её теле.