После второй неудачной попытки сапога и тени попасть по Бэлли, черная лохматая голова стала опускаться ниже, и ее удалось рассмотреть.

Сухие вороньи волосы до плеч напоминали ветви заросших деревьев. Густые брови нависали над двумя глазками-угольками и прятали их, словно в пещере. А сами угольки были жёсткими, как гранит, острыми, как наточенный кинжал, и бездонно пустыми, как обрыв среди морских глубин. Они приблизились к Бэлли, отвращенно сузились, и гортанный голос пробормотал:

– «Проклятое хитрое семечко! Воспользовалось несовершенством моей крепости, чтобы плодить тут свои гнусности. Ну ничего, я подожду, пока ты засохнешь, как и все остальные», – и, фыркнув, большая тяжеловесная фигура с топотом вернулась в недра башни.

Прежде чем Бэлли успела осознать всю глубину его слов, тяжелые шаги затихли вдали, а камень под ней снова вернулся к своему привычному отсутствию жизни. Она побыла еще некоторое время в оцепенении, переживая только что произошедшее. Теплота камня, которую она так старательно привносила, испарилась, словно ее никогда и не было. Вернулся прежний, отрешенный холод, обволакивающий каждый уголок расщелины.

Её сердце наполнилось множеством вопросов. Что заставило этого человека быть таким резким? Почему он так отвергает простую возможность познакомиться?

Но замерзавшие лепестки напоминали о необходимости действий. Придется отложить эти размышления до лучших времен и снова начать вливать тепло в это уже очевидно негостеприимное место.

Бэлли собрала всю свою силу и сосредоточилась на прежних цветениях. Каждый момент радости, каждое мгновение любви теперь питало её рост. В самые светлые моменты воспоминаний весь ее стебелек светился от переживаемых эмоций. Они, буквально осязаемые, бегали по коже, переливаясь солнцем, добром и улыбками. Результат не заставил себя ждать – камень снова начал отзываться мягким теплом, а её тельце подрастать и вытягиваться.

В это же время внутри башни темнота словно обрела вес. Шершавые каменные стены, давно не видевшие света даже от скромного огарка свечи и смирившиеся со своей опустошающей изоляцией, всячески поддерживали загробный холод и мрак. Ее обитатель, подобно своему убежищу, цеплялся за привычную атмосферу одиночества и устоявшуюся незыблемость. Темные сгустки, давно захватившие все мысли своего хозяина, теперь беспокоились. Они являлись его единственным окружением уже много-много лун подряд и совсем не собирались делиться сформированным уютом с внезапно появившейся внешней жизнью. Каждый теплый луч Бэлли снаружи заставлял их вжиматься в уголки комнаты, где они нашли себе пристанище, защищая своего носителя.

– «Она пришла навредить тебе», – шептали они, скользя по его коже.

– «Она пришла высмеять тебя», – настаивали они, становясь всё более назойливыми.

– «Она приведет сюда остальных и тебя вышвырнут отсюда», – уже почти кричали тени, пробуждая в своем хозяине страх.

Обитатель башни метался из угла в угол. Его мысли были путаными, как спутанные нити. Его привычные спутники нашёптывали всё громче, заставляя сердце колотиться от страха и ярости. Он знал, что этот светящийся росток – символ всего того, от чего он давно отрекся. И это пугало. В конце концов, не выдержав круговорота подкидываемых тенями мыслей он чуть ли не выпрыгнул наружу. Кинувшись к уже знакомой расщелине и, увидев, что росток едва возвышается над трещиной, он дал указание своим пальцам выдернуть зеленый побег оттуда.

И только цепкие большие пальцы коснулись крошечного стебелька Бэлли, все еще светящегося бегающими воспоминаниями, как вся тяжеловесная фигура ее хозяина резко повалилась назад, отдернув руку. Мир на мгновение словно замер, оставив после себя лишь пустоту. Его сердце сжалось от неожиданного жара, пробежавшего по коже, словно сотни раскаленных иголок пронзили тело. Темные спутники, окружавшие хозяина словно густой черный туман, врассыпную бросились в его запутанные волосы. И голос, словно его ошпарили, взревел: