Далее, углубляя свои рассуждения, Юнг говорит о «мистическом», или метапсихологическом единстве, одновременной направленности коллективной функции на общество и на бессознательное, поскольку «бессознательное, как и коллективная психика, является психологическим представителем общества». Отказываясь от Персоны и возвращая ее в бессознательное, вставший на путь индивидуации поляризует бессознательное и оказывается отрезан от обоих полюсов – от «общества» и от «Бога» (там же, par. 1101–1103). В результате человек оказывается в одиночестве и внутреннем аде из-за лишения Бога, а это вызывает невыносимое чувство вины.
«Для того чтобы искупить эту вину, он передает добро своей душе, душа преподносит его Богу (поляризованное бессознательное)[36], и Бог возвращает этот дар (продуктивная реакция бессознательного), который душа предлагает человеку и который человек отдает человечеству» (там же, par. 1103).
Этот путь вступления на путь индивидуации Юнг описывает таким образом: я дарю свою любовь своей душе и тем самым вношу выкуп, который я должен обществу (там же, par. 1104).
Но возможен и иной путь: «возлюбить человека и через него получить Божий дар», и таким образом внести выкуп за индивидуацию. Вот как Юнг излагает этот «альтернативный сценарий»:
«Но можно пойти и другим путем: для того, чтобы искупить вину, человек отдает свое наивысшее добро, свою любовь не душе, а другому человеческому существу, представляющему его душу, и уже другой человек направляет его Богу, и через него же он возвращается опять к возлюбленному, но лишь до той поры, пока этот человек представляет его душу. Обогащенный таким образом возлюбленный начинает отдавать своей душе то добро, которое он получил и будет получать в дальнейшем от Бога до тех пор, пока ему суждено взбираться ввысь настолько, чтобы он смог предстать в одиночестве перед Богом и перед человечеством» (там же, par. 1103).
Этот почти поэтический текст написан, как мы знаем, в период глубочайшего личного кризиса Юнга, после разрыва с Фрейдом, и отражает его собственный опыт индивидуации. Пережитый незадолго до этого опыт непростых, глубинно затронувших его отношений с Сабиной Шпильрейн, нашел, как я полагаю, отражение в этих теоретических рассуждениях Юнга. Шпильрейн, как и некоторые другие «русские» пациенты и коллеги Юнга, были представителями коллективистической культуры. В процитированном тексте Юнг нащупал, как я полагаю, существенные акценты, по которым различаются индивидуалистические и коллективистические культуры: «возлюбить свою душу» и «возлюбить другого» – две полярности одного архетипа, акцентированные, разведенные до определенной степени в западном и восточном культурных контекстах[37].
Обратимся еще раз к концепции персонализации В. А. Петровского, параллельность которой с рассматриваемыми идеями Юнга отмечалась нами в первой главе. Анализируя «идеальную представленность», «для-других-бытие» индивида, Петровский подчеркивает момент смыслообразования в психическом пространстве другого:
«Речь тут, понятно, идет не только об образе кого-либо в сознании других людей: образ людей выступает лишь частным возможным фрагментом „представленности“, скорее – об изменении „смысловых образований“ другого индивида; в них как бы записаны эффекты воздействия первого (условно обозначим их термином „вклад“). Необходимо особо подчеркнуть, что вклады не сводятся к любым, пусть даже существенным с точки зрения первого индивида изменениям поведения и сознания второго. Это только те изменения, которые существенны для второго, выявляют свою значимость для его самоопределения, для постановки и решения его собственных проблем и задач. При такой постановке вопроса в качестве специального предмета анализа выступает не „зеркальный эффект“, а эффект присутствия индивида в „зазеркалье“ общения с другим индивидом» (Петровский, 1996, с. 178–179).