Джозеф Хендерсон предупреждал об опасностях крайнего индивидуализма и крайнего коллективизма. В первом случае это приводит к психической инфляции и социальной изоляции. Во втором случае неизбежный конформизм порождает депрессию, основанная на коллективных нормах мораль несет заряд ксенофобии и в крайнем варианте может свестись к принципу бездушной целесообразности: если большинство людей придерживаются определенных взглядов и делают определенные вещи, значит в этом заключается правда. Индивидуация на обоих этих полюсах блокирована. Если же ценности, которыми живет человек, «охватывают и индивидуальные, и коллективные потребности, то у нас есть необходимые условия для индивидуации в социальном контексте» (Хендерсон, 1997, с. 31)[39].
В современном юнгианском анализе эти идеи все больше оказываются в фокусе внимания. Энн Шерер отмечает, что в юнгианской теории рассматривается чаще всего индивидуальный путь сепарации от коллектива, но забывается, что западный героический миф заканчивается не на hierosgamos, священном браке героя, прошедшего все испытания на пути индивидуции, а на «возвращении в королевство, возвращении к коллективу, который укрепляется, усиливается всем тем, чему научился герой во время своих приключений» (Shearer, 2006). Напряжение между индивидом и группой, плодотворное само по себе, преувеличивается юнгианством, в чем, по мнению Томаса Сингера и Сэмюеля Кимблеса, и заключается его «культурный комплекс» (Singer & Kimbles, 2004). Другой стороной юнгианского культурного комплекса может быть патриархальность, характеризовавшая аналитическую работу самого Юнга (образ мудрого отца, утешающего, советующего, высказывающего авторитетное мнение и открывающего широкую общечеловеческую перспективу). Такое наследие может порождать у следующих поколений инфляцию, невнимание к процессам переноса – контрпереноса и злоупотребление властью (Anonymous, 2005).
Мартин Шмидт, рассматривая непростые пути индивидуации в анализе, отмечает, что «фундаментальным для аналитического процесса является преодоление чувства, что надо выбирать между тем, чтобы быть собой для «пользы» других или предавать себя, адаптируясь к другим. Анализ в таком случае можно рассматривать как борьбу за поиск и сохранение себя в процессе искупления и примирения по отношению к другим, как актуальным другим, так и другим во внутренней представленности» (Schmidt, 2005, p. 612). При патологическом развитии может отрицаться либо коллективное, либо личностное: первое характерно для невротиков, склонных идентифицироваться с персоной и концентрироваться на эгоцентричных целях, а второе – для психотиков, у которых архетипическая инфляция затопляет эго, погружает его в коллективное бессознательное, уводит от реальной жизни.
Коллективное и индивидуальное противопоставляется не только в патологическом развитии. Антагонизм такого рода может быть культурно обусловлен, что задает специфические условия для индивидуации. В этнопсихологии принято разделять культуры на индивидуалистические и коллективистские. В классическом исследовании Хофстеде самыми индивидуалистичными оказались Англия, США и Австралия, а самыми коллективистскими – Пакистан и латиноамериканские страны. Индивидуализм характеризуется, в частности, доминированием личных целей над общественными, независимостью Я, признанием ценности самодостаточности и утверждения личной власти, а коллективизм – приоритетом групповых интересов и важностью групповых норм, ориентацией на поддержание группового единства, зависимостью индивида от группы. Притом что не существует «чистых» типов культур, их отличие по этому параметру доказано в многочисленных исследованиях. В 1990-х годах была популярна дискуссия о том, куда движется мир: к полюсу индивидуализма или к полюсу коллективизма. Так, известный польский психолог Ян Рейковски предположил, что коллективизм скоро начнет отмирать (Рейковски, 1993). Макото Такеучи предложил юнгианскую трактовку концепции индивидуализма – коллективизма. Он характеризует эти культурные типы по базовой ориентации и по доминирующему архетипу отношений между мужчинами и женщинами. Западные культуры эго-ориентированы, а восточные – самостно-ориентированные, Доминирующей в западных культурах он считает ось «отец – дочь», в отличие от оси «мать – сын», доминирующей в восточных культурах. Такеучи иллюстрирует это, сравнивая преобладающие ожидания в партнерских отношениях: западные женщины с большей вероятностью будут ожидать от мужчин отцовского поведения, а западные мужчины будут ожидать, чтобы их партнерши вели себя как дочери, тогда как восточная женщина будет предпочитать видеть в мужчине сына, а он в ней – мать. Также культурно заданные различия наблюдаются при реакции на проблемные ситуации: представители эго-ориентированных культур имеют тенденцию становиться более независимыми и эгоистичными, а представители самостно-ориентированных культур – более коллективными и идентичными (Takeuchi, 1996).