Я бесцельно бродил по близлежащим улицам. Вот, например, в той стороне когда-то я проживал с ныне покойной матерью. Перед смертью она взяла с меня обещание, что я не поддамся унынию, заведу семью, расскажу про нее своим детям – я его предал и нарушил. Мир центрирован вокруг сильнейших, несломленных и непобеждённых – я в этом убежден. Дерево вырастет гордым, если его будут терзать бури, но я так и остался ростком, прибитым к земле сильным ветром.

Мне стало совсем тяжело идти дальше, колени хрустели, как веточки. Перед глазами все плыло, теряло свою четкость, будь у меня сейчас холст, я бы это запечатлел и назвал бы новым веянием в искусстве, утверждая, что все его просто не поняли. Дорогие вина, атласные одеяния, золотые перстни на пальцах – все это мне никогда не было нужно, но почему мне это никогда не доставалось, доставаясь другим? Неужели они это заслужили больше меня? Быть может, где-то существует человек, у которого можно обменять душу на вечную радость? А даже если и так, моя душа – товар по уценке. Кажется, я падаю.

Вокруг меня куча черных пятен, бесцельно ползающих вокруг, я их вижу – они на уровне меня. Мне тоже хочется куда-то ползти, чувствуется приятная легкость бытия. Еще чуть-чуть и я растворюсь. Последние мои мысли были о том старике. Он ошибался. Смирение, воля, сознание, духовность – все это химеры, бесполезный морок, мираж в пустыне жизни, за который так хочется ухватиться, но который обречен на исчезновение. Единственно верное проявление этой самой воли – жить, не поддаваясь унынию, не стесняя себя и не воображая себя лишнего. Люди, воспитанные простыми жизненными радостями, представляют самых настоящих носителей всех тех возвышенных качеств, которые хранятся на пыльных страницах книг в дальнем углу библиотеки, которые так желают обрести мне подобные, тиранствующие в собственном разуме.

Мужчина с совершенно невыразительным лицом прогуливался по саду заброшенного особняка, стоящего на самом краю города. Каждый его шаг был ненужным, каждый свой шаг он делал скорее из необходимости, вызванной привычкой его мозга переставать думать во время отсутствия всякого движения.

Мужчине с совершенно невыразительным лицом только на прошлой неделе исполнилось тридцать пять лет, которые он в свой день рождения вполне, как он считал, выгодно обменял на бутылку не самого дорого вина. У всякого человека есть имя – и у него оно тоже, красивое, звонкое, даже стоическое, но уже давно никто его по имени не звал.

Прогуливаясь, он не уставал любоваться пустынными видами, которые ему любезно предлагал некогда величественный и цветущий особняк. Теперь от него осталась проржавевшая изгородь, наполовину разрушенное здание и разрушенный фонтан, стоящий посреди того места, что некогда служило садом.

Что подтолкнуло его к бесцельному брожению? То же, должно быть, что и всегда. Неудачи, старение, одиночество и много чего еще. Он хоть и романтизировал сам себя, упиваясь бренность каждого своего движения, но на деле выглядел достаточно жалко, чтобы какой-нибудь поэт использовал его в своем стихотворении дабы лишний раз подчеркнуть столь необходимую для каждого рифмоплета безысходность.

Мужчина решил, что здравой идеей будет исследовать незнакомую ему часть сада и, прикрыв ладонью свечу, отправился навстречу детворе, когда-то резвившейся среди деревьев. Мимо разбитого фонтана проходить было особенно неприятно – настолько он был красив даже в текущем состоянии, что сердце невольно трепетало от осознания, каков он был в былые дни. Разбитые клумбы, иссохшая земля, бывшие жильцы, пьяно расхаживающие по перине грозовых облаков.