Это похоже на ситуацию в любой совместной деятельности. Тот, кто меньше хочет заниматься уборкой, будет определять, когда и как она состоится – если вообще состоится. Тот, кто не хочет идти в гости, будет определять, состоится ли визит. Это работает во всем, где сотрудничество необходимо. И секс – не исключение.
Этот механизм начинает работать почти сразу, как только в паре появляется разница в желаниях. Сначала ПВЖ инициирует, ПНЖ откликается или нет. Потом – формируется ожидание: кто будет звать, кто будет отказываться. Со временем, даже легкое сомнение ПНЖ становится сигналом: «Не настаивай, а то не получишь вообще ничего».
Власть без силы
Вера долго не могла согласиться с тем, что она «контролирует» секс. Она чувствовала себя скорее загнанной в угол, чем сильной. Она думала: «Если у меня столько власти, почему я не могу заставить Константина прекратить давить на меня? Почему я чувствую себя виноватой и подавленной, а не всесильной манипуляторшей?»
Истина оказалась в том, что контроль и власть – не одно и то же. Контроль может быть результатом позиции, а не желания. Вера получила власть над сексуальной жизнью их пары не потому, что хотела управлять Константином, а потому, что она реагировала, а не инициировала. Именно ее ответ – или его отсутствие – определял, что будет дальше.
Она не осознавала, что каждый ее отказ усиливает ее контроль. А каждый шаг Константина назад – закрепляет это. И со временем у нее сформировалось стойкое чувство вины: «Я ломаю наши отношения». А у него – чувство бессилия: «Я живу по ее правилам». Хотя ни один из них этих правил не писал.
Это не значит, что ты виноват
Один из самых разрушительных мифов, с которыми мне приходится сталкиваться, – это идея о том, что если ты контролируешь что-то, то ты обязательно хочешь это контролировать. Особенно в сфере секса.
Так рассуждают и партнеры, и терапевты: «Раз ты решаешь, будет секс или нет – значит, ты хочешь решать. Значит, ты получаешь от этого какую-то выгоду». Но это не так.
Партнер с низким желанием нередко ощущает это не как власть, а как бремя. Как будто на него возложили огромную ответственность, которую он не просил и не хочет. И это рождает чувство вины, стыда и внутреннего конфликта. «Я вроде бы делаю что-то плохое, но я не могу иначе. Почему так больно? Почему я ощущаю себя чудовищем, хотя просто хочу быть собой?»
Вера расплакалась на этих словах. Потому что это – было про нее. Она не хотела управлять, не хотела манипулировать. Она просто хотела, чтобы ее границы уважали. Чтобы ей позволяли быть собой. Чтобы ее тело не превращалось в поле сражения за чьи-то желания.
Когда чувства мешают видеть ясно
Константин никак не мог поверить, что Вера не управляет им специально. Ему казалось: если она говорит «нет» – значит, она хочет этим что-то сказать. Значит, она манипулирует. Значит, она ведет игру. И, как это часто бывает, он связывал все происходящее с прошлым Веры, с ее детством, с отношениями ее родителей. Ему было проще поверить в ее «испорченность», чем признать очевидный, но неприятный факт: его желания не определяют происходящее.
Я прямо сказал ему: «Ты вот только что заявил, что твоя жена больна, как ее мать, и что она пытается управлять тобой, лишая тебя секса. И даже если бы все это было правдой – ты сейчас точно сделал все, чтобы она не захотела к тебе даже прикоснуться».
Константин задумался. Он все еще был расстроен, но в его взгляде появилась растерянность: он понял, что попал в ловушку. Он искренне чувствовал себя жертвой, но его собственные реакции только усугубляли дистанцию.