После трудных раздумий Колыванов всей глубиной сознания и проницательной интуицией сообразил, что не вправе утаивать от соотечественников неотложную задачу и ближайшую цель – люди не простят.

– Я как раз думаю над этим, – признался Василий без лишних слов.

– Над чем? – не понял Тягин.

– Как вернуть Аляску и Калифорнию.

Тягин, однако, повёл себя вполне непредсказуемо, а может и непредвиденно: опешил, обомлел, окаменел. А потом и вовсе охренел и едва пришел в себя:

– У тебя, как со здоровьем? Ты, часом, не болен? – поинтересовался он с некоторой опаской.

– Здоров. На автобазе недавно диспансеризацию провели. Никаких отклонений.

– Анализы сдавал?

– Все показатели в норме.

– Здоровье в порядке, спасибо зарядке! – ухмыльнулся Тягин. – Ну ты и огорошил меня! Как ты вернёшь Калифорнию?

– По обоюдному согласию.

– Американцы не против?

– Конечно, против. Ещё бы!.. Как иначе? Будут решительно возражать.

– И что ты им предъявишь? Какие аргументы?

– Голую правду. Её не скроешь. Земля-то наша, мы её открыли. Они поломаются и сдадутся.

– Значит, война?

– Ни в коем случае! Исключительно мирным путём. Они добровольно отдают, мы добровольно берём,

– А если не согласятся?

– Мы им всё как есть объясним. Докажем свою правоту. Приведём неопровержимые доводы.

– Плевать они хотели!

– На всех слюны не хватит. Будем убеждать. Трудно, а что делать? Землю свою надо возвращать. Задача не из лёгких. Ежели всем сообща, да как следует взяться… Глядишь, когда-нибудь своего добьёмся. Терпение требуется.

– Им на нас… с высокой колокольни… – Тягин выразительно потряс рукой.

– Не скажи, – убеждённо возразил Колыванов. – Терпение и труд всё перетрут. Ежели каждый божий день в одну точку долбить,.. День, два, неделю, месяц, год, десять лет, двадцать.. Сколько потребуется. Ничего, достучимся…

– Дa они нас слушать не станут!

– Как не станут? Такой мысли я даже не допускаю. Ради всеобщего мира и благоденствия обязательно согласятся. Куда они денутся? На одной планете живём, не могут они наше мнение игнорировать. Нынче средства массовой информации, знаешь, какое влияние имеют? Мы им все уши прожужжим.

– Что с того? Упрутся и всё тут.

– Не забывай, Степан: капля и камень долбит. Рано или поздно поймут. А не поймут – надоест им.

– Ой, ли? В международных отношениях нам редко везёт. Надеешься на успех?

– А как же! Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

– Ты всё взвесил? Дело-то не простое.

– Кто говорит, что простое? Обдумать надо, обмозговать… У меня ум за разум заходит. Однако воробьёв бояться, проса не сеять.

– На такое дело может вся жизнь уйти, – озабоченно заметил Тягин.

– Может,– согласился Колыванов. – Я готов.

– А тебе не кажется, что твоя затея шита белыми нитками?

– Нет, не кажется. Я тут накропал страницы полторы, мысль свою на бумаге изложил. Обращение к нации. Пока на живую нитку наметал, на скорую руку, чтобы идея была понятна. А как до всех её донесу, примусь за дело, возьму быка за рога. Жаль только времени свободного маловато.

– Ну и ношу ты взвалил на себя, Василий! Это ж какой груз!

– Зато, если выгорит… представляешь? Плохо, что ли, в отпуск всей семьёй в Калифорнию махнуть? И заметь: никаких виз, ни границ, ни таможни…

– Как в Сочи, – задумчиво и рассеянно, словно весь погрузился в соблазн и грёзы, определил Тягин.

– Именно! Своя земля! – с готовностью подтвердил Колыванов. – И не штат Калифорния, а край, область, автономия, наконец.

– Да-а..! – с уважительным почтением, с почтительным уважением и восторгом отреагировал Тягин: картина, нарисованная Колывановым, произвела на него невыразимое и невероятное впечатление. – Ну, ты и замахнулся!