Год семьи Владимир Гоник
Минувший год власти объявили ГОДОМ СЕМЬИ.
(из средств массовой информации)
Текущий год власти объявили ГОДОМ СЕМЬИ.
( из средств массовой информации)
Будущий год власти объявят ГОДОМ СЕМЬИ.
( из средств массовой информации)
ПРИКЛЮЧЕНИЯ СЮЖЕТА
Предисловие автора к роману-песне «Год семьи».
Странная, на мой взгляд, но с весёлой причудой мысль о шофёре, которого на дальней дороге среди неограниченного простора России ждёт другая семья, приходила мне на ум не раз. Приходила, уходила, снова появлялась, настойчиво требовала внимания, настырно стучалась в дверь. Мнилась она как предтеча занятного, полного иронии и поэзии сюжета. Главного героя я замышлял лукавым народным мудрецом, хитроумным доморощенным философом, жаждущим самоотверженно осчастливить всех женщин, добиться всеобщей справедливости. В начале июня я проводил жену и почти годовалую дочь в Киев, к моим родителям. Мне пришлось задержаться в Москве, на студии «Мосфильм» шла работа над фильмом «Первая дорога», экранизацией моего рассказа «Медовая неделя в октябре», опубликованного в популярном на тот момент журнале »Юность». Кстати сказать, спустя несколько лет рассказ вновь экранизировали, уже на Одесской студии. Редкий случай, «Мосфильм» создал картину для кинопроката, в Одессе сняли телефильм. На «Мосфильме» тем временем съёмочная группа укатила в экспедицию, я вознамерился последовать за семьёй. Не тут-то было! Стоял жаркий июль, разгар курортного сезона, в Москве плавился асфальт, густые толпы осаждали авиационную и железнодорожную кассы. Впрочем, напрасно, билеты в кассах отсутствовали. То есть, вовсе и напрочь, как принято говорить. Захлопнув оконца, кассиры посиживали без дела, толпа прилежно уповала на чудо, обездвижив и онемев. Как вразумить их, как втолковать, что мне срочно надо в Киев, к жене и дочке. И, конечно, меня с нетерпением ждут родители. Исчерпав возможности, я решил, что между Москвой и Киевом наверняка существуют автомобильные грузоперевозки. Как выяснилось, с одной из московских автобаз в пять утра уходил грузовик с «шаландой», длинным прицепом, гружённым большими металлическими рамами для строящейся в центре Киева гостиницы. Молодой водила оказался весьма словоохотливым, в пути я узнал некоторые подробности из жизни шоферов. Постоянный маршрут, по которому водитель доставляет грузы, называется – плечо. От-сюда неожиданное понятие – плечевая жена. То есть, одна супруга обитает в начале маршрута, другая на маршруте, где экипаж ночует, или в конце, в пункте назначения. Свойство, о котором поведал шофёр, совпало с моим давним замыслом. Совпадение не могло оказаться случайным, явление определило ход событий. Сюжет зрел лет двадцать. Загруженный работой – сценариями и прозой, странствуя по миру или пускаясь в кругосветное плавание, я изредка вспоминал давний замысел и оказию с поездкой на грузовике. А потом вдруг почувствовал, что сюжет вызрел, история сложилась, характеры определились, надо лишь записать. Сценарий «Семьянин» я написал быстро, почти в один присест. В ту пору Союз кинематографистов и Госкино проводили конкурс на лучший сценарий комедии. Объективности ради, и дабы избежать стороннего влияния и магии имён, конкурс проводился анонимно, под девизами. Фамилии авторов хранились отдельно, в запечатанных конвертах, которые вскрывались лишь после подведения итогов. Участие в конкурсе приняли около сотни авторов. Сценарий «Семьянин» завоевал одну из трёх премий. .Фильм «Семьянин произвели совместно две студии – им. Горького (Москва) и Беларусьфильм (Минск). Снимать взялся народный артист Сергей Никоненко, он же исполнил главную роль. Его напарника играл питерский актёр Евгений Леонов-Гладышев. И женский состав оказался вполне звёздным: Люба Полищук, Аня Самохина, Катя Воронина… Особый успех достался молодой киевлянке Тане Комаровой. Её пригласили за фактуру (рост около 190 см ), но она проявила себя как яркая и талантливая актриса. В монтажный период я улетел в Лос-Анджелес на фестиваль кинодраматургии. Мой сце-нарий фильма «Грешник» (Тhe Sinner) был признан лучшим, две студии предложили ра-боту в Голливуде. Условия оказались довольно соблазнительными, однако я не остался, вернулся в Москву. Правда, сначала мы с женой прокатились по американским городам и весям, я читал лекции в университетах, проводил мастер-классы. По возвращении меня ждал сюрприз. Нечистый на руку, вечно заточенный на воровство, случайный в кино директор студийного объединения «Импульс», выходец из силовых структур, но изгнанный за серьёзные прегрешения, в очередной раз нарушил закон и тайком, за нашими с режиссёром спинами, перепродал будущий фильм жуликоватым дельцам из города Новосибирск. Назывались они МЖК «Электрон». То есть, молодёжный жилищный комплекс. Тогда многие ушлые комсомольские деятели ринулись в коммерцию. Студия и коммерсанты скрытно от автора и режиссёра урезали фильм и перемонтировали, чтобы корысти ради получить в течение дня ещё один, дополнительный сеанс. Мы с Никоненко подали судебный иск, минский суд арестовал картину, опечатал хранилище. Экспертами в суде выступили В. Я. Мотыль, режиссёр «Белого солнца пустыни» и доктор искусствоведения, киновед В. С. Листов. Они определили, что фильму нанесён значительный художественный ущерб. Ночью на минскую студию проникли злоумышленники, сорвали пломбы и печати, украли исходные материалы – негативы и позитивы. Мошенники расторопно оформили в Госкино прокатное удостоверение, напечатали множество кинокопий, пустили в широкий прокат. Смириться мы, естественно, не могли. После настойчивых усилий с трудом, но всё же удалось возбудить уголовное дело. Это было первое уголовное дело по авторскому праву. Молодой, очень бойкий и бравый следователь из районной прокуратуры трижды закры-вал дело. Городская прокуратура Москвы трижды отменяла постановления. Следователя в результате заменили и, кажется, уволили. Несмотря на препятствия и задержки, уголовное дело , в конце концов, дошло до суда. Директор МЖК сел в клетку, директор объединения «Импульс» подался в бега, его объ-явили в розыск. Слушалось дело в Пресненском суде с участием государственного обви-нителя из городской прокуратуры. Было понятно, что подсудимым грозят реальные сро-ки. Оставалось последнее заседание для вынесения приговора, когда депутаты по какой-то дате объявили амнистию. Вердикт суда гласил, что амнистия применяется «по не реабилитирующим обстоятельствам». То есть от наказания их избавили, но судимость осталась. Следователь отправился в Новосибирск, по акту изъял прокатное удостоверение, Савёловский суд Москвы и Госкино признали его недействительным. Отныне никто не имел права показывать картину, разрешить просмотр могли только автор сценария и режиссёр как обладатели исключительных авторских прав. Преступники, однако, заблаговременно изготовили копии прокатного удостоверения и обманывали прокатчиков, предъявляя фальшивые документы. Так незаконно выпустили кассету, фильм обманом прошёл по всем ТВ-каналам и по кабелю. Жулики и 1-й канал обманули, предъявив старую копию документа, юристы канала не потребовали оригинал, не справились в регистре Госкино, даже не заглянули в информационный выпуск. Мало того, Союз кинематографистов официальным письмом заранее уведомил 1-й канал о том, что показ запрещён и возможен только с письменного разрешения авторов. 1-й канал, разумеется, пренебрёг, разместил на картине 86 рекламных роликов, шесть блоков на 20 минут. Вместо цельной картины зрителям предложили мелкую шинковку из фильма и рекламы. Ничего не оставалось, как предъявить каналу иск. Заседание Останкинского суда напоминало цирковое представление с клоунадой. Судья Илларионова безостановочно указывала секретарю, что писать в протоколе, что не пи-сать, а что они напишут потом, после заседания. Мне говорить она не давала, постоянно обрывала, затыкала рот, всячески выражала свою неприязнь. Юрист канала выступала свободно, без ограничений, при благосклонном радушии суда. Дамы вели себя, как дав-ние закадычные подружки. Вероятно, так оно и было. Я выразил судье недоверие, она уединилась в совещательной комнате, сама с собой посовещалась и отказала, недоверие не приняла. Понятно, что в Останкинском суде дело я проиграл. Городской суд, однако, – редчайший случай! – отменил решение и пересмотрел дело заново, в мою пользу. Спустя год-полтора мне позвонил А. С. Лавров, бывший следователь по особо важным делам уголовного розыска (МУР), автор сериала «Следствие ведут знатоки», сообщил, что прочитал в газете, будто Илларионову лишили звания федеральный судья и осудили на два года условно. В кинематографе обычно фильмы снимают либо по оригинальным сценариям, либо экранизируют прозу. Спустя 20 лет после выхода фильма «Семьянин» я вдруг почувствовал неодолимое желание по фильму написать прозу. Желание крепло, росло и вылилось в долгую кропотливую работу. Гоголь жанр романа «Мёртвые души» обозначил как поэму. На жанр прозы «Год семьи» внятно напросилась песня. Стало понятно, что привычным языком, расхожим словарём не обойтись, пришлось измыслить и придумать особый, я бы сказал, неповторимый язык. К счастью, русская словесность обладает неограниченными возможностями, позволяет фантазировать, изобретать, проявлять выдумку. И, конечно, текст наполнен неподражаемым русским фольклором, самобытным, находчивым, остроумным. Роман-песню «Год семьи» расцениваю как интересный эксперимент.