Марианна обняла ее.

– Ты не одиночка и не злючка-колючка, ты просто нарвалась не на того человека, – сказала она бодро. – И, конечно, стоит тебе встретить того самого, и ты передумаешь.

Вивьен усмехнулась. Она никак не рассчитывала, что действительно встретит «того самого» так скоро – и окажется настолько безрассудна. Она совершенно не собиралась никого подпускать к сердцу – и это позволило ей проморгать приближение Филиппа, стремительное и опустошительное, словно молния. Уехать, не видеть его год, два… Тогда, быть может, душа и запросит любви, особенно если у нее на коленях станет играть очаровательный карапуз-племянник. А пока ей предстоит ежедневная пытка. Слышать голос короля, действовавший на нее как зачарование. Видеть его лицо. Склоняться перед его величеством. Наблюдать, как он ведет к алтарю свою царственную невесту, как он ее целует…

– Я буду вынуждена помогать ее высочеству, – сказала Вивьен вслух, перебивая поток мыслей, ставший невыносимым до звона в ушах. – Наверное, она выберет себе фрейлин. Надеюсь, предпочтет замужних. Может быть, когда двор вернется сюда, меня отпустят домой. Может быть, меня не заставят присутствовать на венчании.

Марианна подпрыгнула.

– Да ты что! Ты теперь графиня, ты будешь придворной дамой, ты обязана будешь присутствовать! Я полагаю, они не станут слишком откладывать венчание, иначе зачем ей ехать сюда? Надеюсь, они поженятся прежде, чем я превращусь в неповоротливую слониху, и нам с Эдвардом тоже можно будет влиться в число гостей. Я уже воображаю себе это великолепное зрелище! Восторг. Знаешь, ведь король женится не каждый год, редко появляется возможность присутствовать при таком историческом событии!

Она мечтательно закатила глаза. Кусая губы, пряча глупую боль в глубине сердца, Вивьен снова погладила сестру по руке.

Его величество король закончил работать с документами. Его секретарь, Джерард, с легким поклоном собрал кипу бумаг и исчез за дверью. За окном совсем стемнело. Филипп откинулся в кресле и с силой потер лицо ладонями.

Устал. Он так устал.

Выйдя из кабинета, его величество в сопровождении неизбежных гвардейцев поднялся на третий этаж, на мгновение замер перед бесконечными туманными коридорами, которые рисовали ему перетекающие одно в другое отражения в старинных зеркалах на стенах бальной залы, и плотнее сжал губы при виде бесчисленных копий себя, становящихся все меньше и меньше по мере того, как они терялись в этих призрачных глубинах. Стражи почтительно остановились в пяти шагах от короля. Он волен стоять здесь хоть всю ночь. Они не спросят, о чем он думает.

Подавив вздох, Филипп двинулся дальше. Его целью была синяя гостиная – преддверие покоев несчастного Габриэла. Там ничего не меняли вот уже пять лет. Вот и она.

Он толкнул двери. Пламя свечей тревожно взметнулось, и пожилая женщина в черной кружевной мантилье и сером шерстяном платье подняла голову. Она сжимала в руках молитвенник с золотыми уголками.

– Батиста, добрый вечер, – сдержанно сказал король.

– Здравствуйте, ваше величество.

Старая няня, по традиции избавленная от обязанности приседать перед ним, кивнула. Она, как обычно, молилась здесь об упокоении души того, кого помнила золотоволосым малышом, принца Габриэла. Филипп никогда не был ее любимцем, она считалась с ним как с кузеном наследника престола, его товарищем по играм, не более. После гибели Габриэла им не удалось разделить это горе: Филиппу некогда и не по статусу было предаваться слезам, пришлось мгновенно брать в свои руки государство, что норовило рассыпаться на осколки после смертей короля и принца, последовавших одна за другой. Батиста, похоже, чего-то ожидала от него в ту пору, но у него тогда не хватило сил поддерживать еще и ее…