Федька поплелся за мной. Не поняла, зачем только, наверно старуха отправила проконтролировать, чтобы я не утопла ненароком. Макс сидел на берегу, наблюдая, как я размахиваю руками над водой, пытаясь изобразить брасс. Рукава рубахи быстро намокли, отяжелели, и плавать так, как я привыкла это делать в бассейне двадцать первого века, стало невозможно. А дефилировать в купальнике, в самодельном, естественно, я не рискнула.

О времена, о нравы. Любовниц и любовников заводить, это, пожалуйста, а плавать в удобном купальнике, такой пассаж, – злилась я, выплевывая попавшую в рот воду.

Набарахтавшись в воде, а по-другому сие действо у меня язык не повернулся назвать, я вышла обсыхать на песчаный пляж, и плюхнулась рядом с Максом.

–А чей-то вы, барышня, так странно плаваете, – спросил меня Федька, выходя из воды следом за мной, в облепивших ладный зад подштанниками.

Я промолчала. А что я должна была ему сказать. Через час мы вернулись домой.

–Вдоволь искупались? – глянула на него старуха, когда мы вернулись, и я пошла в свою светлицу переодеться. Выполоскав рубаху в специальном баке, в котором старуха стирала белье, я повесила ее сушиться на веревке в саду.

– Чем недовольна, – заметила Эльга мое плохое настроение.

–Ваше общество цепляется за нормы морали, изображая из себя скромниц и добродетелей, а сами блудят направо и налево. А я не могу в результате нормально в купальнике на пляж ходить, – высказала наболевшее я.

Эльга хмыкнула и развела руками.

***

И так, Танюша готовится к свадьбе, Наташа работает секретарем. А я? Я по-прежнему живу у Эльги. С сожалением вспомнила комфортную, уютную недожитую жизнь двадцать первого века, которую мы временами ругали и нисколько не ценили. А зря, только накрутила себя бесполезными воспоминаниями. Слезы сами навернулись на глаза.

– Не грусти, хозяйка, – пронеслось в голове. Макс пытался меня успокоить. Запрыгнув ко мне на колени, шершавым языком слизнул покатившиеся по щеке слезинки. Постепенно я успокоилась от его мерного урчания. Кот тарахтел как трактор, старался. А грустно мне было от того, что никто из родственников Холодковской Светланы Сергеевны, в теле которой я находилась уже больше двух месяцев, не соизволил ее навестить. Может и к лучшему, кто его знает, что это за родня, успокоила я себя.

Потом вспомнила свою прабабушку, ту, которая жила в мое время, старенькая, добрая. Заботилась обо мне, пока все остальные родственники работали на благо социализма. Да, мы с подругами застали те времена.

Так что же получается, эта старушка Медведева Дарья Александровна теперь должна будет стать моей доченькой. Вот же ж, так стоп, а я ведь и не знала, что она дворянка. Молчали родственники, скрывали от меня правду, боялись, наверное, что в комсомол не примут бывшую дворянку. А еще я вспомнила дом моей прабабки, такие же половички, как сейчас у Эльги, запах, вот что меня повергло в пучину раздумий. У нее пахло как у Эльги. То есть получается, что они знакомы, или это просто у всех так в доме раньше пахло.

Пазл не складывался.

– Нечего в тоску впадать, грех это, – толкнула меня в бок Эльга.

– Расскажи мне про Светланину родню, – пропустила я комментарий старухи мимо ушей, богобоязненная какая нашлась.

– Дед твой Сергей Аксаков, был почтенным писателем, чьи труды о природе да быте с образом Вятки связаны. Из дворянского роду происходил и взрастил воспитание доброе в Казанском университете. После в Москву подался.

– Все как у нас, современные жители тоже стремятся или в Петербург, или в Москву переехать, ничего не меняется, – вставила я комментарий.