– Из вас получился хороший целитель, – сэр Йемлих закрыл книгу про способности членов ордена, – Думаю, такой бы и охотникам пригодился.

– Матушка всегда говорила, что я родился не в тот век, – к юноше сзади подошла женщина в белом фартуке, наклонилась к его уху и сказала что-то шепотом, – Прошу прощения, сэр Йемлих, нам нужно отлучиться.

Провожая взглядом коллег, Эмиэль размышлял, что, во-первых, его ближайшие дни будут заняты собраниями по поводу необычных случаев кровавого пота у пациентов; во-вторых, что он взял всего десяток книг по интересующей его теме с многоэтажного шкафа, целиком посвященному охотникам и левиафанам; и, в третьих, если левиафаны исчезли, то кого он видел тогда в пещере?

Эмиэль задержался в столице сильнее, чем он думал: пару недель превратились в полгода. Но как только Коллегия Целителей столицы Боджиа отпустила его в дальнейшее путешествие, он решил, что вернуться в приятную деревню Дэрванти будет неплохой идеей: проведать своих новых знакомых; забрать книги, которые он оставил на хранение местному знахарю, чтобы тот закрывал дыры в обучении; да и просто неплохо провести время в компании добрых сельчан. Но чем ближе он подъезжал к пункту назначения, тем сильнее тревожилась его лошадь и тем сильнее он чувствовал беспокойство.

Но сильнее он чувствовал смрад смерти и жженного дерева.

Обугленные остовы домов торчали в небо, словно сломанные ребра, – молчаливые свидетели недавней трагедии. Деревня, когда-то полная жизни, теперь напоминала зияющую рану на лице земли. Запах гари, едкий и тяжелый, пропитал все вокруг, смешиваясь с горьковатым ароматом тлеющего дерева и пепла. Солнечный свет, пробиваясь сквозь клубы дыма, ложился на руины полосами, словно саваном, подчеркивая разруху и опустошение. И его лошадь отказывалась ехать дальше, вглубь места, которое потерпело беду.

Эмиэль оставляет кобылу на окраине, привязывая её к берёзе, а сам держит путь к центру деревни, аккуратно ступая по уже остывшей земле. Площадь, некогда сердце Дэрванти, теперь превратилась в поле битвы. Мощенные камни местами расколоты и выворочены, кое-где виднеются тёмные пятна – засохшая кровь, въевшаяся в пористую поверхность. Плетёные заборы, которые раньше окаймляли аккуратные огороды, лежат в беспорядке, превратившись в обугленные палки. Там и тут валяются обломки оружия: расколотые мечи, покореженные щиты, стрелы с опаленными перьями.

Посреди этого хаоса застыли последние отголоски сражения. Повсюду валяются тела. Некоторые лежат в неестественных позах; другие скомканы, словно брошенные куклы. Лица искажены ужасом и болью, глаза смотрят в пустоту, запечатлевшую последние мгновения их жизни. Запах крови и пота смешивается с тошнотворным запахом горелого мяса. На месте, где во время фестиваля была расположена сцена, теперь расположена виселица и на ней повешено несколько тел – все женские. К горлу Эмиэля подступает тошнота, когда он распознает смутные очертания Сильвы в одной из фигур.

Тишина, висящая над деревней, кажется зловещей, нарушаемой лишь потрескиванием догорающего дерева.

И свистом, который раздается с одной из ещё не разрушившихся крыш.

Он не успел поднять голову, как ему в лоб прилетела массивная обугленная коряга, тут же опрокидывая его затылком об землю. В глазах начало мутнеть и двоиться, а в ушах стоял звон, прерываемый чьим-то елейным голосом. Прежде, чем потерять сознание, он видит над собой кого-то в темной одежде и со светлым нимбом.

Очнулся он уже связанный в одном из сгоревших домов, на полу и со слезящимися от гари глазами. Верёвки крепко удерживали его запястья за спиной, а сам он был прислонен к стене лопатками – очень учтиво со стороны похитителя. У него получается разогнуться и осмотреться: его поместили в какой-то сарай, крыша которого уже сгорела, и над ним возвышалось только звёздное небо. Сколько времени он был в отключке? Точно несколько часов, потому что, когда он зашел в деревню, солнце было ещё высоко.