–И какие же они?

–Выживание. – Ответ прозвучал мгновенно. – Прогресс и защита – две истины, ради которых порой приходится принимать непростые решения

Потушив сигарету, она встала. Эмерик застёгивал форму, чувствуя, как вопросы обжигают сознание.

–Вам стоит поспать, Эмерик. Каюта B-7, если вы забыли.

Она проводила его до двери. На пороге он обернулся:

– Вы искренне верите в это?

–Наберитесь терпения, капитан. Скоро вы сами все поймете.

В каюте Эмерик лёг на жёсткую койку, глядя на потолок. Он закрыл глаза, но сон не шёл. Где-то в глубине корабля гудели двигатели, напоминая, что «Генезис» уже в пути на Сатурн.

Эмерик проснулся от пронзительного сигнала, разрезавшего тишину каюты. Над койкой пульсировала голограмма, заливая помещение алым светом: «07:00. Дежурство начато». Он резко сел, чувствуя, как холодный пот стекал по спине. Сон цеплялся за сознание обрывками видений – оперное представление на Венере, лаборатория с похищенными людьми. Он попытался отогнать мысли и заметил на стуле аккуратно сложенную форму. Недолго думая, оделся и удивился: одежда идеально повторяла изгибы плеч, а воротник не давил на шею. «Лора не шутила насчёт щепетильности», – подумал он, застёгивая манжеты.

Коридор встретил гулом двигателей. Эмерик подошёл к голограммам-указателям, висевшим в воздухе: «Столовая – палуба C». Шаги эхом отдавались в такт мерцанию панелей.

Столовая оказалась просторным залом. Длинные металлические столы, прикрученные к полу, тянулись вдоль стен. Роботы-официанты на гусеницах, словно механические пауки, развозили стандартные пайки. Солдаты ели молча, уткнувшись в планшеты. Ни смеха, ни споров – только стук вилок и мерцание экранов.

Эмерик взял поднос с синтетической кашей и сел в угол. На него не бросали взглядов, как на других кораблях, – здесь царил подчёркнутый профессионализм.

После завтрака он отправился бродить. «Генезис» поражал сочетанием технологичности и жестокой практичности. На оружейной палубе солдаты в экзоскелетах «Тень-МкIV» отрабатывали удары энергоклинками. Лезвия гудели, рассекая воздух с шипением плазмы. Каждый взмах оставлял голубой шлейф – ничего лишнего, только смертоносная точность.

В реакторном отсеке инженеры-роботы, управляемые штурманом, регулировали потоки энергии. Один повернул к Эмерику «лицо» – оптические сенсоры холодно блеснули. Капитан поспешил уйти, сглотнув ком в горле.

В док-отсеке гигантские манипуляторы чинили шаттл, изрешечённый метеоритами. Солдат в экзоскелете поднял треснувшее крыло, робот-сварщик залил пробоину жидким металлом. Ни слова – идеальная синхронность.

– Капитан Имре.

Голос за спиной заставил вздрогнуть. За ним стоял один из солдат.

– Командующий ждёт вас.

Они прошли через лабиринт коридоров, мимо гермодверей с биометрическими замками, и остановились у неприметной чёрной панели. Солдат приложил ладонь к сканеру и запросил разрешение на вход.

Каюта Рихтера сочетала минимализм и технологический расчёт. Стены серо-белых тонов, голые, если не считать встроенных стеллажей с образцами неземных пород – чёрными кристаллами с шипами и осколками, напоминавшими застывшую лаву. В центре комнаты возвышался изогнутый рабочий стол, над которым мерцала голограмма неизвестного механизма. За ним стояло кресло обтекаемой формы, где сидел командующий. На краю стола притаилась наполовину пустая чашка кофе – верный знак, что Рихтер всё-таки оставался живым человеком.

За спиной командующего мерцал огромный экран с бегущими данными. Слева, у круглого иллюминатора, за которым виднелись звёзды, располагалась зона отдыха: тёмный диван, низкий стол и кресло с угловатыми линиями. В глубине, за полупрозрачной перегородкой, угадывалась узкая койка – как у простого солдата.