Вопрос застал врасплох.

– Я вырос на Плутоне. Отец был шахтёром. Мать умерла. Отец… – голос дрогнул, – продавал почку, лёгкое, печень, чтобы я и брат учились. Потом синтетические органы стали отказывать. Я бросил учёбу, чтобы ухаживать за ним. А брат стал врачом – всегда хотел спасать людей.

Он замолчал, сжимая подлокотники до хруста костяшек. Вспомнил дрожащие руки отца, запах медикаментов в убогой квартире. Именно тогда он узнал о подпольной торговле органами – на его планете это было обычным делом.

– После смерти отца подписал контракт с флотом. – Эмерик выдохнул, стирая с лица тень боли. – Простите, если ответ слишком длинный.

Тишина повисла плотным покрывалом. Рихтер заговорил, и в его голосе впервые прозвучало подобие человечности:

– Ваш отец любил вас. Мой… – Пауза, будто давила воспоминания. – Считал любовь слабостью. И я усвоил этот урок.

– Но вы возглавили флот, – Эмерик усмехнулся без радости. – Раздавили мятеж на Альфа Центавре. А я командую жалкой флотилией на краю системы.

Рихтер плавно наклонился вперёд, заставив Эмерика инстинктивно отклониться.

– Любая власть имеет цену. И очень часто это наши идеалы, но они, как топливо, сгорают, двигая нас вперёд, – в его словах зазвучала едкая ирония. – Хотите поменяться местами, капитан?

Аэрокар приземлился с лёгким толчком. Рихтер вышел, экзоскелет зашипел, адаптируясь к движению.

– Добро пожаловать на «Генезис».

Эмерик последовал за ним, думая о словах командующего. Шлюз корабля раскрылся, поглотив их в стальное чрево гиганта. Капитан почувствовал, как холод корабля проникает под кожу, напоминая о Плутоне.

7

Шлюз «Генезиса» закрылся за ними с глухим металлическим стуком, словно отрезая от внешнего мира. Звук эхом прокатился по коридорам, растворяясь в гулком мраке. Пространство флагмана, несмотря на ширину, казалось тесным из-за низких потолков и стен из чёрного сплава, поглощавших свет. Голубоватые панели в полу отбрасывали мерцающие блики на бронированные переборки. Эмерик шёл за Рихтером, его шаги глухо отдавались в такт механическому шипению экзоскелета.

Они миновали герметичные двери с маркерами: «Оружейная палуба», «Реакторный отсек», «Лаборатория». Рихтер внезапно остановился у массивного входа с табличкой «Командный центр».

– Познакомлю вас с командой, – произнёс он. Дверь бесшумно сдвинулась.

Помещение напоминало гибрид мостика и инженерного отсека. Столы были завалены голографическими схемами и странными устройствами. Над одним из них склонились двое – близнецы, одновременно схожие и противоположные.

Женщина обернулась первой. Высокая, с короткими платиновыми волосами – их неестественный блеск выдавал генную окраску. Пряди аккуратно зачесаны за уши, подчеркивая строгие черты лица. Её взгляд, ярко-голубой и пронзительный, словно сканировал собеседника, а губы сжаты в сосредоточенной линии. Белая форма с чёрными плечевыми вставками облегала фигуру; на груди красовалась эмблема – стилизованная ДНК, символ научного ранга на корабле.

– Лора, генный биолог, – представил Рихтер.

– Рада новому лицу на борту, – её голос был приятным, как и она сама.

Мужчина поднял голову медленно, будто каждое движение причиняло боль. Высокий и жилистый, он казался собранным из своих теней. Чёрная форма с белыми вставками на плечах и манжетах подчёркивала его стройность; на рукаве выделялась эмблема – перекрещенные гаечный ключ и микросхема, знак технического специалиста. Короткие чёрные волосы контрастировали с мертвенно-бледной кожей. А правая щека была изуродована шрамом. Эмерик узнал характерные следы плазменного ожога – единственный тип ран, выжигающий клетки на молекулярном уровне, блокируя регенерацию. «Интересно, какая история за этим стоит?» – подумал он, и невольно вспомнил, как сам чудом избежал плазменного залпа, когда был простым солдатом.