Рука Эмерика сжалась в кулак:

– Они называют это «оптимизацией», а на деле – медленное убийство. Через год колония взорвётся бунтами.

– Ну, по крайней мере, теперь у нас есть тот, кто умеет решать такие проблемы.

Максимилиан вздохнул. Его пальцы снова дёрнулись, отправляя роботам команду. Даже в разговоре он оставался частью системы. Штурман не мог покинуть корабль, и вся его жизнь состояла из бесконечных поломок, перелётов и редких бесед с живыми людьми.

– Знаешь, если честно, я бы не отказался от настоящей еды, свежих овощей, например, – заметил он, вырывая Эмерика из размышлений. – Эти синтетические заменители уже надоели.

– Зато они никогда не кончаются.

Двери мостика раздвинулись, впуская их в царство холодного технологического совершенства. Помещение, выдержанное в той же стилистике, что и коридор, казалось его логичным продолжением. В центре зала парила массивная голографическая проекция – трёхмерная карта сектора, где они находились. Вокруг неё расположились шесть рабочих станций с наклонными экранами, отслеживающими показатели от реактора до механического экипажа. В отличие от обычных кораблей, команда «Вестника» на 70% состояла из роботов, что делало судно невероятно эффективным, но бездушным.

Капсула управления, в которую Максимилиан погружался во время перелётов, напоминала застывшую каплю: обтекаемый корпус с идеально гладкой поверхностью, лишённой швов. Внутри, за затемнённым стеклом, угадывался силуэт кресла, опутанного проводами и датчиками. Оно позволяло штурману сливаться с кораблём, управляя им силой мысли. На корпусе капсулы виднелись микроскопические царапины – немые свидетельства тысяч часов синхронизации.

Айзек уже ждал их у стола.

– Вы были правы, капитан, – начал он, едва сдерживая волнение. – У похищенных людей действительно удалены органы. Мы сузили поиск.

Эмерик подошёл к столу, его глаза скользнули по данным. Максимилиан, скрестив руки на груди, хмуро наблюдал за происходящим.

– Зачем красть людей, готовых и так продать себя? – спросил штурман, указывая на графики с медицинскими записями.

– Не знаю, но начать можно и с этого, – ответил Эмерик. – Значит, нужно выйти на торговца. Что думаешь, Айзек?

Тот на мгновение задумался, его пальцы быстро скользили по экрану, вызывая новые строки данных.

– Думаю, я смогу достать поддельные ID с биометрией кого-нибудь из богатых торговцев. У меня есть… знакомства.

– Вот так так, Айзек, – усмехнулся Максимилиан. – А я-то думал, ты у нас эталон правильности. А у самого сомнительные связи.

Помощник замолчал, его пальцы замерли над экраном. На секунду в глазах мелькнуло что-то дикое, почти животное – словно он снова стал тем, кем старался не быть.

– Моё прошлое до флота – не ваша забота, Страйкер. Были поступки, о которых я жалею, но их уже не исправить.

– Максимилиан, хватит, – строго вмешался Эмерик. – Айзек, никто тебя не осуждает. Если твои ID помогут – действуй. С какой планеты начнём?

– По данным, 80% незаконных трансплантатов идут через Венеру.

– Я слышал, что самое популярное место на Венере – «Кислотные облака». Там проходят самые впечатляющие вечеринки, – ухмыльнулся штурман, изучая карту Венеры.

– А ещё эти вечера – всего лишь маскировка, чтобы прикрыть аукционы органов, – заметил Айзек.

– Ты прав, – кивнул Эмерик. – Максимилиан, доставь нас туда. Айзек, займись документами.

Максимилиан ушел переодеваться в специальный костюм для синхронизации с кораблем. Этот процесс был не просто технической процедурой – это был почти ритуал, требующий подготовки как физической, так и ментальной. Костюм, который он надевал, был сложным устройством, сплетением биомеханических элементов и нейронных интерфейсов. Он состоял из плотно облегающего черного материала, который казался живым, подстраиваясь под каждое движение тела. На спине костюма располагались разъемы для подключения к системе корабля – тонкие, почти невидимые порты, которые соединялись с его спинномозговыми нервами. Процедура подключения была болезненной: иглы входили в тело, синхронизируя его разум с кораблем. На теле Максимилиана оставались шрамы— тонкие, почти незаметные линии, которые он тщательно скрывал под одеждой. Для него это было напоминанием о цене, которую он платил за свою роль на корабле.