- Хозяин убежал туда. – Тимн махнул рукой в темноту и присел у костра напротив Сильвии.

На очаге, в подвешенном на крюку котле, аппетитно булькало какое-то варево; стол заменял вбитый в земляной пол чурбан; настил сена и сухих листьев служил постелью. Какое-то время Сильвия и Тимн сидели тихо, прислушиваясь к гулко отдававшимся под сводами пещеры шагам, которые становились всё глуше. Видимо, не поверив их миролюбивым намерениям, хозяин жилища в скале пожелал остаться невидимым.

- Как думаешь, отчего он так нелюдим? – первой нарушила молчание Сильвия; теперь она была спокойна – страхи её рассеялись – и больше не верила в обитавших в Горбатой скале призраков.

- Всему бывает своя причина, - коротко ответил Тимн, протягивая к костру обе руки.

- Это так странно... так загадочно, - задумчиво произнесла Сильвия и, прислонившись спиной к каменной стене пещеры, поудобнее устроилась на травяном настиле.

Она ощущала: сено ещё сохраняло тепло сидевшего на нём до неё человека, который при их появлении поспешил скрыться в глубине пещеры. Сильвия чувствовала себя уставшей, но больше – заинтригованной. Кто-то, прикрываясь давними легендами о Горбатой скале, облюбовал в одной из её пещер укромное местечко для жилья; кто-то, избегавший людей; кто-то, хранивший некую тайну...

Предаваясь раздумиям, Сильвия уже была готова дать волю своему воображению, если бы озноб, охвативший её тело, не напомнил ей о том, что следовало бы просушить одежду. Она сбросила с себя мокрую пенулу: туника под плотной шерстяной накидкой не промокла насквозь, а лишь отсырела. Но от холода это, конечно, не спасало.

- Что же это я?! – Тимн схватился за голову. И затем, волнуясь, обратился к Сильвии с торопливыми вопросами: - Промокла? Озябла?

Он резко поднялся на ноги и огляделся по сторонам.

- Наверняка здесь должно быть что-то вроде покрывала... может, шкура дикого зверя. Укрывается же наш отшельник чем-то в холодные ночи!

Сильвия, стуча зубами, придвинулась ближе к огню, который начинал угасать.

Беотиец подбросил в костёр несколько сухих щепок, которые были сложены у очага: пламя ярко вспыхнуло и на миг озарило пещеру. В этом свете Тимну удалось заметить что-то в углублении скалы. Он быстро шагнул в темноту, а, когда вышел из закоулка, Сильвия увидела у него в руках нечто в заплатах, из грубой шерсти.

- Ничего лучше не нашёл, - сказал Тимн, протягивая свою находку Сильвии, - но и это сгодится, чтобы согреться.

Преодолев брезгливость, которую ей всегда внушали чужие вещи, Сильвия взяла у Тимна найденное им одеяние – длинный мешок с прорехами для шеи и рук – и укуталась в него с головы до ног.

- А волосы... у тебя же и волосы мокрые. – Беотиец, сам в измокшей эксомиде*, смотрел на Сильвию с заметным и отчего-то забавлявшим её беспокойством.

Она дотронулась до своих волос: они вправду сильно намокли и оттягивали назад голову; затем тряхнула ими – тяжёлые волны с завитками на концах, благоухая лесной свежестью, рассыпались по плечам и спине.

Тимн чуть отступил назад, любуясь девушкой, которая, может, и сама не сознавала, как была красива в это мгновение, и с нескрываемым восхищением прошептал:

- Ты словно сама Даная*, орошённая золотым дождём...

И тут их взоры встретились. В чёрных глазах беотийца блеснули огоньки, на смуглых щеках проступил румянец, и смутная улыбка изогнула губы. От этого взгляда, этой улыбки Сильвию охватила какая-то истома; ей стало сладко и... страшно. Казалось, ещё мгновение – и Тимн привлечёт её к себе.

Но вот в его взгляде промелькнула какая-то неуловимая мысль, и он быстро отвёл глаза.