Если естественно, что человеческая пневматология для нас важнее всего, служа исходной точкой всех выводов и центром, к которому сходятся все наши учения, из этого вовсе не следует, что мы – первые или что мы – последние в этом столь разнообразном, столь необъятном мире, представляющем разуму бесконечные ряды существ.

Человеческий род не может объявить себя ни абсолютно высшим, ни абсолютно низшим видом; было бы столь же противно разуму провозглашать любое из этих мнений, как и утверждать, что в необъятности вселенной существует лишь человеческий дух, исключая все прочие.

Мифология и поэзия, имеющие здесь полный простор, создали бесчисленное множество существ – одних ниже, других выше человека. Возможно, они были близки к истине, создавая и таких (как сильфы, гномы, ундины и саламандры), которые считаются ниже человека в одних отношениях, но выше в других – например, в мудрости и силе.

Наука не имеет права принимать эти творения в их положительных формах и с их особыми вымыслами, но философия имеет право брать отовсюду то, что соответствует разуму. Однако нет ничего более разумного, чем не помещать столь замечательный вид, как наш, на неуместное место. Если обычно нам отводят последнее место; если все остальные разумные существа помещают в промежутке между нами и бесконечностью; если таким образом Бога и человека делают двумя крайними пределами, то это лишено логики. Почему мы должны быть последними? Нет больше оснований для этого предположения, чем для того, чтобы считать нас первыми или единственными – тезисы одинаково абсурдные.

Святой Павел прекрасно направляет нас, когда в известных текстах ставит ангелов выше человека в некоторых отношениях, а в других приписывает нам несовершенство. Что явственно следует из этих мнимых противоречий, так это именно тот факт, что если мы и не первые среди духов, то и не последние. В этом отношении в мысли человечества есть достойные внимания указания. Согласно греческой мифологии, всякий демон (в греческом значении этого слова) выше человека; но ниже демонов существует множество духов, таких как нимфы, дриады, гамадриады, нереиды и многие другие, все – ниже человека.

Святой Бернард высказывает в пользу человека идею, которую назвали странной, но которая несомненно примечательна: согласно замыслу Бога, человек должен был быть возвышен над природой ангелов, и один из них, Люцифер, узнав об этом, из зависти к этому благу возгордился, что и стало причиной его падения.

Один современный философ хотел бы допустить лишь один вид духов – человеческий, рассеянный по всей вселенной; но он слишком мудр, чтобы не признавать значительных различий. «Сущностная природа человечества, – говорит Рейнхольд („Система метафизики“, с. 431), – проявляется повсюду и всегда во вселенной (sic) одинаковым образом, через тождественные свойства в особенности; но на каждом из globes, населённых мыслящими существами, должна быть своя степень, своя особая грань соматического организма. Эта модификация должна соответствовать физическому состоянию globes и степени духовного развития этих существ. В этом смысле, следует допустить в космическом, или всеобщем, человеческом виде бесконечное разнообразие видов. В то же время нужно признать, что на каждом globes существует лишь одна основная раса или вид, один тип организации, соответствующий физическим условиям данного globes».

Здесь есть степень умозрительной свободы, недопустимой для науки. Ничто не говорит нам, что сущностная природа человечества проявляется во всей вселенной; ничто не указывает, что, за исключением бесконечных вариаций, все нравственные существа принадлежат к великому космическому человеческому виду; ничто не позволяет нам думать, что на каждой сфере есть лишь одна раса, и раз мы насчитываем до пяти на столь ограниченной сфере, как Земля, почему допускать лишь одну на других? Ничто также не даёт основания предполагать всеобщую необходимость материального организма.