Философия религии. Том второй: «Наука о духовном мире» Жак Маттер

Пневматология – это наука о конечных духовных существах, чьё существование разуму дано в достаточной мере.

Совокупность этих существ составляет духовный мир современной философии. Это не мир ангелов и демонов античности, не κόσμος νοητός – мир умопостигаемых Платона, не мир божественных умов (νοητοὶ θεοί) Плотина или Прокла. Это бесконечный ряд разумных, чувствующих, свободных или нравственных существ, подобных человеку, – таких, какими разум представляет их рассеянными во всех частях вселенной.

Вот что мы называем духовным миром.

Один великий богослов сказал, что мир – это совокупность нетленных образов Бога. Если это так, то есть если где-то существуют нетленные образы Бога, они должны находиться в духовном мире. И поскольку духовный мир – прекраснейшее из творений, он должен быть по меньшей мере самым точным Его отражением.

Но прекрасно ли это творение?

Для эмпиризма существует лишь один род духовных существ – человеческий, и вся его пневматология сводится к психологии или спекулятивной антропологии, открывающей нам удивительно одарённое существо. Но является ли человек высшим пределом духовного творения?

Эмпиризм не даёт ответа за этими пределами.

Рационализм же не ограничивается областью чувственного. С самого своего возникновения человеческий разум устремлён также к умопостигаемому – к миру духовных существ, подобных человеку, сопричастных или параллельных ему, низших или высших, или же промежуточных между человеком (обусловленным разумом) и Богом (разумом абсолютным). Вера в этот мир и даже теории о нём настолько глубоко проникли в человеческую мысль, что она уже не может от них отказаться. Вся спекулятивная философия, крайне смелая и творческая, провозгласила существование мира духов, подобных человеку. Уверенная в себе, она разделила их на классы, одни выше других. Некоторые из них уподоблялись Богу, отражая Его так же прямо, как ребёнок отражает отца, и их называли божествами, излиянными из Его лона. Другие, происходящие от первых, но менее совершенные, именовались эонами. Говорили также о сынах богов или верховного Бога, рождённых Его силой и облечённых частью Его власти.

Эти верования никогда не имели ценности теории и не претендовали на научность, а представления о них сильно варьировались у разных народов. Но здравый смысл человечества ни за что и нигде не допустил бы, чтобы вселенная была пуста и безлюдна, лишённая разумных и свободных обитателей во всех своих частях, кроме одной – Земли. Поэтому люди считали себя вправе населить её тем или иным способом – то мифологическим, то поэтическим, то мистическим, то метафизическим.

Эти концепции и формы всегда переплетаются и сливаются в истории человеческого духа, подобно тому как разумные существа связаны и следуют друг за другом во всей вселенной: первые составляют единый мир, единую семью, вторые – единое стремление или, скорее, единое исследование.

Действительно, мифологическая и поэтическая пневматология, господствовавшие вначале, вскоре уступили место пневматологии метафизической и мистической, так что во всей античности не было ни одной религии – позитивной или спекулятивной, – которая не помещала бы рядом с Верховным Существом различные чины разумных существ, более или менее к Нему приближённых.

Большинство древних систем исходят из принципа, что абсолютное непознаваемо (ἄγνωστος), и проявляется лишь во вторичных божествах. Отсюда в философской спекуляции Востока, а отчасти и в греческом платонизме и неоплатонизме, столько теорий об эонах и так мало – о Верховном Существе.

Тексты иудаизма, Филона и Каббалы, предшественники христианского учения, напротив, дают более богатую теологию и более сдержанную, хотя и очень мистическую и метафизическую, пневматологию.

Подобно тому как философия проникает в поэтическую пневматологию, поэзия сохраняется в пневматологии философской. Платоновская пневматология блистает поэзией. Лучшие её образцы можно найти в «Пире» Платона, где философ вкладывает в уста Сократа мнения или откровения, полученные от мудрой Диотимы. Там в качестве посредников между богами и смертными выступают демоны, передающие людям повеления и волю богов, а богам – молитвы и жертвы людей. Чтобы всё во вселенной было связано, эти демоны наполняют пространство. Поскольку боги не общаются с нами напрямую, через них к нам приходят божественная мудрость и дары гения. Оракулы, посвящения, искупления, прорицания и магические действия происходят через их посредство. Отсюда выражение «человек, связанный с Божеством через демонов» – δαιμόνιος ἀνήρ. На этой основе неоплатоники, во главе с Плотином, построили мистическую пневматологию. На этой же основе знаменитый ученик Порфирия, Ямвлих, изложил её полную теорию в своём сочинении «О египетских мистериях», где выделил четыре класса подземных духов.

Ямвлих первым, следуя гностикам, поместил демонидов рядом с демонами. Для него это были не просто метафизические спекуляции: он верил в постоянные связи с этими существами и тайно обучал искусству общения с ними. Однако теория Прокла, ещё более богатая, стала вершиной греко-восточной пневматологии. Помимо ангелов и героев, она включает пять классов, последний из которых почти телесен – это духи подлунные, переход к человеческому роду.

Средневековье видоизменило, но частично сохранило и даже обогатило эту пневматологию, смешанную с поэзией и воспринятую философией.

Действительно, рядом со схоластическими спекуляциями стояли народные предания, и западные порой не уступали в смелости и красоте самым ярким творениям Востока. Особенно это видно в северной мифологии, где гномы, сильфы, сильфиды, саламандры и ундины соседствуют с великими божествами, героями и космическими силами Востока.

Область пневматологии разрабатывалась почти без перерывов вплоть до наших дней – то в виде крайне амбициозной науки о духах, то в ещё более дерзкой форме теории интуиций или видений.

Научную форму этого учения можно найти в трудах Холлмана (Institutiones pneumatologiæ et theologiæ naturalis. Гёттинген, 1740), Куэнца (Nouveau système des Êtres spirituels. Нёвшатель, 1742, 4 т. in-2) и Энгелькена (Vernunftgründe von der Wirklicheit und dem Wesen der Geister. Лейпциг, 1744, in-8).

В более чудесной форме, даже превосходящей притязания древней теургии или пневматологии, оно представлено в Arcana cœlestia Сведенборга (8 т. in-4).

Критицизм – я имею в виду кантовский – слишком легкомысленно высмеял некоторые факты, которые тем более заслуживали бы внимательного изучения со стороны этого философа, что современники видящего были лучше способны отличить в них возможное от невозможного. Сны миссионера, прокомментированные снами метафизика, не продвинули спекулятивную мысль ни на шаг; а один из самых смелых современников Канта, Юнг-Штиллинг, добавив к видениям Сведенборга множество аналогичных преданий, с уверенностью, свидетельствующей лишь о твердости его веры, положил их в основу своей Теории духов (Geisterkunde. Нюрнберг, 1809).

Всей этой мистической теории диаметрально противопоставлена скептическая пневматология, которая не ограничивается критикой, но приходит к отрицанию. Для неё пневматология – лишь психология, как для атеизма теология – лишь антропология. Согласно ей, человек создал духов так же, как создал Бога; нет иного духа, кроме человека, как нет иного Бога, кроме него.

И, конечно, уберечь человечество от заблуждений и не дать ему верить в то, что не имеет основания, – одна из двух задач философии; но другая – научить душу тому, что она необходимо должна знать, и показать ей, что она может разумно принять. Однако в последнее время метафизика перестала выполнять эту вторую миссию – то ли из страха показаться недостаточно философской, исповедуя веру в высшие разумы (страх, которого, например, почти не знал Платон), то ли потому, что, поддавшись соблазнам деспотичного пантеизма, она признавала во вселенной лишь ту единую субстанцию, которая одновременно есть разум и материя, протяжение и мысль, не будучи ни Богом, ни миром в силу своей нейтральности.

С тех пор как философия вдохновляется лучшими идеями, мы исповедуем пневматологию, тем более достойную доверия, чем проще она вытекает из природы вещей – из природы души, природы Бога и устройства вселенной. Законная дочь психологии и теологии, пневматология опирается на самую позитивную науку – космологию, и, возможно, именно самые поразительные открытия в материальном мире с наибольшей убедительностью вернули веру в мир духовный. Они принесли ему одновременно и новые силы, и новую пищу. И чем больше будут умножаться эти великие открытия – я говорю не о тех, что, оставаясь сомнительными в своих недопустимых причудах, будоражат столько серьёзных и легкомысленных умов, а о тех, что сделали два Гершеля, г-н фон Гумбольдт и Араго, открывающие обители более обширные, чем самые смелые гипотезы поэтов всех веков, – тем больше они будут давать импульса метафизическим концепциям и укреплять здравую пневматологию.