Никакого предела нельзя себе представить в количестве сфер, никакого нельзя допустить в числе видов и семейств.

Принцип, что существует столько же видов, сколько обитаемых миров, кажется натянутым, как и другой – что к ним прибавится столько же новых видов, сколько возникнет новых сфер или обитаемых областей.

Эти принципы обладают известной степенью очевидности. Распределение существ по разным местам обусловлено их естественными различиями.

Это, в свою очередь, неизбежно порождало бы оттенки в их духах, даже если бы те не были изначальными.

Один выдающийся современный антрополог склонен утверждать, что при создании каждого мира и в его особом развитии проявлялся одушевляющий принцип, индивидуальная душа. Но в туманности, на которой останавливается эта мысль – не объясняя ни природы предполагаемого принципа, не определяя его ни как материальный, ни как духовный, не связывая с ним никаких точных выводов – невозможно разглядеть её значение. (Perty, «Значение антропологии для естествознания и философии»).

Что разум может провозгласить в качестве аксиом относительно видов и их численности? Во-первых, принцип, что множество видов соответствует множеству обитаемых миров, где каждый служит обителью для отдельного вида; во-вторых, что число существ каждого вида пропорционально размерам их обители.

Соединены ли эти разумные существа с организмами, подобными нашему; пребывают ли они на своих сферах лишь временно, как и мы, по нашему убеждению, пребываем на своей; призваны ли они перейти в иные сферы после испытаний, как мы надеемся однажды быть призваны в иные миры – всё это нельзя утверждать без дерзости. Напротив, можно уверенно сказать, что их организмы должны отличаться от нашего и быть крайне разнообразными между собой. А отсюда следует, что среди них, вероятно, есть и такие, которые предназначены для вечного пребывания в одних и тех же обителях.

Здесь важно не впасть в ошибку, принимая частный случай за общее правило. Говоря о том, как нравственные существа определённого вида – ангелы священных текстов – распорядились своей свободой, эти тексты разделяют их на два класса: добрых духов и злых. Но это различие, связанное с великим фактом морального падения, относится лишь к особым созданиям, именуемым «вестниками» или «ангелами Божьими», и не имеет ничего общего с общим разделением многочисленных видов, населяющих различные миры, которые не ограничены – ни физиологически, ни интеллектуально – двумя разновидностями.

Правда, во всех видах встречается то же моральное разделение: везде есть добрые и злые. Но очевидно, что при оценке, исходящей исключительно из этической точки зрения, мы абстрагируемся от органических различий – подобно тому, как, разделяя человечество на добродетельных и порочных, мы игнорируем расовые различия.

Доказательством того, что религиозная мысль не сводит всё многообразие видов к двум и не отрицает бесконечности их оттенков, служат тексты всех систем. Индийские писания говорят о 333 миллионах божеств, гениев и духов всякого рода. Персидские, устанавливая два противоборствующих царства, населяют их целым рядом классов. Иудейские и христианские тексты также дают чёткие указания – не о различных сферах, но о различных классах внутри вида и о многообразии ступеней внутри одного семейства. Родовые термины суть: «Небесные Воинства», «Ангелы» и «Архангелы», «Херувимы» и «Серафимы», «Силы», «Престолы» и «Господства». Законно предположить, что их разнообразие бесконечно.

Невозможно допустить, чтобы на всех мирах и во всех частях вселенной существовал лишь один класс небесных разумов – все одинаково квалифицированные, все тождественные, все, например, абсолютные или чистые духовности, не различающиеся ни в способностях, ни в назначении. Напротив, разнообразие обителей, атмосфер, тепла, климатов, растительности, космических условий всякого рода должно убедить нас в многообразии видов – одних сопоставимых с человеком, других высших, третьих низших.