В этом случае представить, что мы теперь знаем весь человеческий дух, – значит впасть в странное заблуждение. Если душа – это только «я», то есть интеллект, который знает себя как мыслящий, чувствующий и желающий, то признать тождество души и «я» – значит отказаться от всякого знания о своей природе и происхождении, о своей судьбе и постоянстве. В самом деле, ничего этого не открывает нам ни самость, ни сознание, которое свидетельствует лишь об операциях, свойствах, атрибутах, случайностях, изменчивых фактах или простых абстракциях. Если душа вся в эго или в сознании, то феноменология – это вся психология. Тогда душа находится в мышлении, согласно Декарту, в ощущениях, согласно Локку и Кондильяку, или в волениях, согласно Мэну де Бирану. Так вот, если она находится в мысли, не имея иного фонда, кроме мысли, то это лишь способ проявления бесконечного интеллекта, божественной сущности, как хотят Малебранш и Спиноза, преувеличивая Декарта. Если она находится в ощущении, то это лишь ряд ощущений, как того хотят сенсуалисты всех времен. Если оно в воле, то это только простая операция, очень изменчивый факт.

Но кто не знает, что человеческий разум – это нечто большее, что есть нечто большее, чем психологическое «я», что есть этическое «я»? Ни умозрительное «я», ни моральное «я», то есть «я» свободной преданности и «я» естественного эгоизма, не были полностью изучены в их неразрывной близости. Когда Николь сказал, что самость ненавистна, он не сделал различия; и сам Кант не сделал достаточного различия, когда сказал: «С того дня, как человек начинает говорить „я“ или „мне“, он производит свое заветное „я“ везде, где осмеливается, и эгоизм отныне прогрессирует без остановки, если не открыто; ибо ему противостоит эгоизм других, по крайней мере тайно и с видимым отречением, притворной скромностью, чтобы иметь возможность придать себе в мнении других еще большую ценность. Далеко не разделяясь таким образом, эти два „я“ держатся вместе, как держится вместе все, что есть и происходит в человеке; и человеческий дух являет себя во всем своем величии только в их реальном союзе».

Если явления духовного порядка неопределенны в человеческом роде, то тем более они будут таковыми в бесконечном разнообразии видов и в их совокупности. Бесконечное разнообразие, будучи общим законом физического мира, обязательно должно быть обнаружено и в духовном мире; и принцип этого разнообразия в явлениях различных видов интеллектов, будь то низшие, высшие или побочные по отношению к человеческому роду, имеет самую законную индукцию.

Неопределенным явлениям обязательно отвечают также коррелятивные силы, которые порождают их в бесконечности и которые должны быть более или менее аналогичны тем, что проявляются в нашем роде.

Эти силы можно классифицировать под тремя названиями, под которыми объясняются человеческие явления, и великий закон аналогии позволяет нам приписывать эти способности, модифицированные и разнообразные ad infinitum, всем разумным и нравственным существам Вселенной. Но мы должны быть очень осторожны, чтобы не подчинить их нашей мере и нашим пределам, чтобы применить к ним наши методы и, следовательно, наши доктрины. Несомненно, существуют истины, которые одинаковы во всей вселенной, поскольку они являются универсальными истинами; но поскольку эти истины по-разному понимаются в каждом народе нашего земного шара, тем более они будут по-разному пониматься в существах различных глобусов, и они будут составлять в одних сферах теории, системы, целые науки, совершенно отличные от тех, которые господствуют в других. Нигде, кроме как в лоне Бога, мы не должны искать абсолютной истины; везде есть лишь более или менее верные образы, более или менее чистые формы этой истины.