Стоя у зеркала, Камилль нанесла еще немного пудры на левую скулу. Со вчерашнего вечера синяк возле линии роста волос немного потускнел. Он не так сильно бросался в глаза, пока она находилась в помещении, вдали от яркого солнечного света. Камилль надела платок и вытянула прядь волос, чтобы та прикрыла пожелтевшую гематому.

На кухне она вскипятила воду и бросила в кружку несколько листочков сушеной мяты. Кофе, который тщательно отмеряли каждое утро, предназначался только для Жан-Поля. Камилль могла обойтись без кофе, но из всех выдаваемых по талонам продуктов ей особенно не хватало сахара. Позавтракав кусочком вчерашнего багета с сыром, Камилль собралась уходить. Она свернула чистый ситцевый халат и сунула его в сумку, намереваясь ехать в город.

Пока Камилль ехала на почту, солнце наконец-то вырвалось из оков облаков и залило янтарным сиянием горизонт за лесом Креси. На мгновение ей показалось, будто где-то рядом раздались пушечные выстрелы, но Камилль напомнила себе, что боевые действия в их регионе прекратились. Скорее всего, грохот исходил от грузовиков, перевозивших солдат на фронт. За годы войны слух Камилль настроился на реальные или воображаемые звуки артиллерийских залпов. К счастью, с тех пор, как в октябре бои под Камбре закончились, линия фронта неуклонно отодвигалась на восток, дальше от долины Соммы.

В газетах писали, что ситуация обернулась против Германии и ее союзников. Ходили слухи о мирных переговорах, сообщалось о гражданских волнениях в Германии, где правительство оказывало давление на кайзера[6], чтобы он отрекся от престола. Ходили слухи о перемирии, но пока бои продолжались. Однако все говорили, что конец войны близок. Тогда армии демобилизуются, а солдаты вернутся с фронта.

И Камилль бросит работу на почте.

Светлеющее небо обещало ясный солнечный день – большая редкость в это время года. Идти пешком до Нуаеля чуть меньше часа. Но после работы Камилль хотела заехать в шато, вдруг там найдется швейная работа. Поэтому она взяла велосипед и прикрепила к нему маленький самодельный прицеп. Камилль медленно ехала по знакомым фермерским угодьям. Кустарник вдоль дороги был бурый и сырой, лишенный летней пышной листвы. Она проехала мимо шато, едва взглянув на него. С этим местом связано слишком много воспоминаний, и не все они приятные.

Спустя десять минут Камилль оказалась у забора, окружавшего лагерь Китайского трудового корпуса. Во дворе уже было многолюдно. От кухонь поднимался дым и пар, мужчины выстроились в очередь у столовой. Лагерь организовали больше года назад, но Камилль до сих пор не могла привыкнуть к уродливой ограде из колючей проволоки. Он больше напоминал тюрьму.

На почте Камилль надела ситцевый халат и принялась за работу. Она начала с разбора корреспонденции, которая поступила накануне. Сердце Камилль болезненно сжималось, когда в ее руки попадали почтовые листы[7] французской армии. В дни и недели после битв при Росиньоле, Вердене и Сомме известия о трагедиях обрушивались на нее с каждым письмом. Разрушенные семьи, искалеченные жизни. Сегодня, слава богу, таких писем было всего два. Но этого все еще слишком много.

Взгляд Камилль задержался на открытке, адресованной Мари-Франс Фурнье, младшей дочери старика Фурнье, от ее кузины Терезы. Та оказалась смелее других, покинула Нуаель и устроилась работать на завод в Париже. Камилль знала, что Мари-Франс хотела последовать примеру кузины и самостоятельно зарабатывать, но ее оба брата ушли на фронт. И теперь только она и мать помогали обрабатывать поля.

Камилль прочла неаккуратный почерк: