В этот момент из коридора раздался звук, похожий на звон колокольчика. Все присутствующие подняли головы, и на лицах взрослых появилось выражение замешательства и недоумения. Колокольчик продолжал звенеть, и вскоре звук стал громче, превращаясь в настоящую мелодию. Это было похоже на музыку, которой сопровождали рождественские праздники, но с каким-то таинственным подтекстом.

– Что это? – спросила Ведьма, нахмурившись.

– Похоже, что ваши северные гости решили немного развлечься, – усмехнулся журналист. – Видимо, у них есть свои представления о том, как стоит отмечать Новый год. Ну, или у кого-то просто такой рингтон в мобильнике. А ветерок – лишь сквозняк. Второй мальчик мог сбежать на улицу?

Болотникова не ответила, но нахмурилась.

– Нет. Теплая одежда в раздевалке. А та – на минус первом этаже. В подвале, проще говоря.

Мелодия не унималась. Звон изменился – он стал похож на то, как весело звучат бубенчики на сбруе оленей, которые привозят Деда Мороза. Директор удивленно посмотрела в сторону коридора.

– Не рановато ли он к нам пожаловал?

Но тут же сама и сказала, что нет. Ведь колокольчики сменили ритм, заиграв мелодию забавной песенки, которая традиционно звучит во многих рождественских фильмах.

– Ну хорошо. Василий Николаевич, отведите его в комнату для наказаний, – сказала директор завхозу, указав на Даню. – Пусть посидит там немного и подумает о своем поведении. А вечером или завтра узнаем, кто был вторым «мышонком». А то я не поняла, кто же юркнул в проход между нами.

Завхоз покорно кивнул, взял Даню за плечо и развернул к выходу.

– Ну что, дружок, пойдем, покажу тебе комнату страха. Говорят, там до сих пор страдает дух самого Злобара. Он был правой рукой Карачуна, – сказал мужчина и зло засмеялся.

Даня ссутулился и подчинился. Он чувствовал себя подавленным. Ему казалось, что весь мир обрушился на него, хотя и незаслуженно.

Когда они оказались одни в темном коридоре, завхоз наклонился и зло прошипел:

– Послушай меня внимательно, малыш. Можешь молчать сколько угодно. Я всё равно знаю, кто с тобой был. В отличие от Ведьмы, я его видел.

– Но я ничего не сделал!

– А это неважно, главное, чтобы ты сознался. Если возьмешь вину на себя, то я тебе помогу. Будет у тебя этих волшебных палочек, сколько захочешь. Не обижу, – шептал он.

Они прошли три поворота, а потом спустились на два этажа вниз – в темный подвал, который освещал лишь один тусклый фонарь, защищенный железной решеткой. Мужчина открыл тяжелую металлическую дверь и включил в помещении свет. Посередине стоял стул, к которому он и подвел мальчика. Стул был необычной формы: чем-то напомнил Дане кресло в кабинете зубного врача. Завхоз усадил его и прикрутил правую руку скотчем к подлокотнику. Потом – левую.

Подергал – конечности не шевелились.

– Вот и ладушки, – сообщил завхоз, и маленький блестящий предмет юркнул из его руки в карман Дани.

Мужчина направился прочь, однако около двери остановился и обернулся.

– Боишься темноты? – спросил он.

Даня не знал, что ответить. Но видимо, был так явно напуган, что завхоз рассмеялся, и, подмигнув, ударил по выключателю.

Последний луч, который увидел ребенок, исходил от лампы в коридоре. Но он быстро исчез, когда дверь со страшным грохотом захлопнулась.

Шаги за дверью стихли, и пугающая тьма окружила Даню. Медленно и коварно, словно болотный туман, она стала вытягивать крохи самообладания, которые еще оставались у мальчика. Надавила со всех сторон, ударила в ноздри неприятной затхлостью, лишая детский организм резервов тепла и воли. Кошачье зрение, которое не раз выручало Даню в сумерках, тут почему-то не работало, словно на стены было наложено старинное и мощное заклятье.