– Как вы себя чувствуете?
Улыбка мешала Соне говорить.
– Знаете, мне начинает казаться, что ваше изобретение полезно не только исполнителям. Я не спала и получаса в эту ночь, и все равно чувствую себя превосходно. Да, и вчера пропела трижды куплет какого-то романса из Нивы. В другое время меня бы вывернуло после первых двух слов. Но… я получила удовольствие, правда!
– Я обязан вас предупредить…
Напряженный тон Голицына Соню удивил. Она была уверена, что они на одной волне, и он также счастлив после пережитого, ведь это он был рядом! Но Леонид, по всей видимости, мучительно подбирал слова.
– Сегодня я планирую прослушать одного человека… Но это может быть опасно. И если вы…
– Аполлон Маевский?
– Откуда вы узнали?
В конце концов, после того, что между ними было, все предыдущие тайны казались не более чем формальностями, через которые необходимо перешагнуть, чтобы идти дальше.
– Я тоже рассказала вам не все. Аполлон Маевский мой отец. Вернее, его настоящее имя – Павел, Аполлон псевдоним, так что я Софья Павловна. После развода мама вернула девичью фамилию, и настояла, чтобы и я стала Весниной. Мы с отцом не общались много лет. Но да, я появилась в вашей лаборатории, чтобы понять, связан ли его дикий поступок с Эвридикой.
Какое-то время Голицын молча рулил.
– И что вы думаете теперь? – спросил он, наконец.
– Думаю, что ваше решение абсолютно правильно. Надо разобраться, прежде чем делать выводы. Но если вы считаете, что мне нельзя доверять…
Голицын вздохнул.
– Я вам верю… Будем искать правду вместе.
В аудитории вполголоса переругивались желтолицый капитан, знакомый Соне по ресторану «Крыша», и Тимофей Шушин. Левая кисть инженера совершала круговые движения, а в повинующейся ей правой вертелось крупное, неправдоподобно алое яблоко.
– Расстояние достаточное. Профессионал справится…
– Может вам, господин капитан, гири на ногах не мешают плавать, и кинжал в зубах петь. Но сталь еще и дает акустические помехи…
– Простите, Тимофей Васильевич, но Василий Андреевич и так пошел на уступки. И я бы на вашем месте оценил подобное снисхождение…
Стальные пальцы протеза задвигались рывками. Несчастный фрукт завертелся быстрей. И в этот момент в аудитории появились Соня с Голицыным.
– Все в порядке?
Голицын сразу ощутил напряжение и кинулся на помощь другу.
– Если не считать, что Маевский будет играть в наручниках, – огрызнулся Шушин. – Люди никогда смычка в руках не держали, им это кажется нормальным.
– Возможно ли создать дополнительное звено, за которое пристегнуть наручник, чтобы расширить амплитуду для правой руки?
Голицын обратился к капитану-месяцу со всей возможной почтительностью.
Вояка был неглуп, и решил ослабить вожжи, протянув Леониду ключ.
– Попробуйте. Я всего лишь пытаюсь соблюдать инструкции. Жду в коридоре.
Желтолицый капитан вразвалочку покинул аудиторию. А Шушин словно только что заметил Софью. Синие глаза вспыхнули отнюдь не дружелюбно.
– Мадемуазель Веснина, какой сюрприз… Вы и сегодня с нами?
И опять Голицын, словно дуэльный секундант, встал между ними.
– Я попросил Софью присутствовать во время замера Маевского, чтобы параллельно отслеживать коррекцию результата. Если у тебя сегодня есть время, мы могли бы сравнить…
Шушин совершил почти неуловимое движение кистью. Алое яблоко взлетело по направлению к Соне. На автомате она поймала фрукт и удивилась, что яблоко оказалось ледяным. Шушин усмехнулся.
– Увы, сегодня никак. Надо быть на заводе. Уверен, все и так получится. Удачи!
Тимофей вышел, не отказав себе в удовольствии хлопнуть дверью. Голицын улыбнулся виновато.
– Прошу прощения…