5. День пятый: Разговор в темноте (первое подслушивание)

Пятый день их странного ритуала прошел по уже знакомому сценарию – встреча, молчаливая прогулка по бескрайним снежным полям, возвращение в город на пороге густеющих сумерек. Но что-то изменилось. После вчерашнего инцидента у ручья – мимолетного прикосновения, этого короткого замыкания в их привычной дистанции – воздух между ними казался немного иным. Не более напряженным, нет, скорее, заряженным каким-то новым, невысказанным знанием. Андрей ловил себя на том, что чаще смотрит на Лику, пытаясь угадать что-то за ее спокойной маской, но ее темные глаза оставались такими же непроницаемыми.

Поздний вечер застал Андрея в его квартире. За окном давно стемнело, чернильная темнота зимней ночи плотно обволакивала город. Лишь тусклый свет одинокого уличного фонаря выхватывал из мрака заснеженный купол церкви напротив, превращая его в призрачный силуэт на фоне черного неба. В комнате горела только настольная лампа, ее теплый желтый свет падал на раскрытую книгу (очередной том французского постструктурализма, который он пытался переводить, но мысли постоянно уплывали) и стопки других книг, громоздящиеся вокруг. Было тихо. Та самая глубокая, вязкая тишина провинциальной ночи, когда замирают все звуки, кроме едва слышного дыхания спящего дома – слабого гудения холодильника на кухне, редкого потрескивания старых половиц. Андрей сидел в кресле, погруженный в чтение или, скорее, в попытку чтения, время от времени потирая замерзшие пальцы – в квартире было прохладно, отопление едва справлялось с зимней стужей.

И вдруг он их услышал.

Это не было похоже на обычные звуки от соседей – приглушенный телевизор или обрывки разговоров, к которым он давно привык. Эти голоса были другими. Очень тихими, почти на грани слышимости, приглушенными, словно просачивающимися сквозь невидимую преграду. Но самое странное – их источник. Они не шли ни сверху, ни сбоку. Казалось, они рождаются где-то совсем рядом – то ли в самой стене, у которой стояло его кресло, то ли просто в воздухе комнаты, как звуковая галлюцинация.

Андрей замер, книга выскользнула из его ослабевших пальцев и упала на пол с тихим шелестом страниц. Он задержал дыхание, напрягая слух, пытаясь понять, не обманывают ли его уши. Нет. Голоса были реальны. Их было два.

Один голос он узнал сразу. Несмотря на приглушенность и незнакомый язык, в нем безошибочно угадывались интонации Лики. Та же плавная, немного меланхоличная мелодия речи, та же спокойная, ровная манера говорить. Он слышал ее голос совсем недавно, днем, на снежном поле, и теперь этот же голос звучал здесь, в его квартире, поздно ночью, говоря с кем-то невидимым.

Второй голос был совершенно незнакомым. Низкий, определенно мужской, судя по тембру. Он звучал глухо, отрывисто, в нем не было той мелодичности, что у Лики. Скорее, он напоминал рокот или приглушенное ворчание.

Но самое поразительное – язык, на котором они говорили. Андрей напряг весь свой слух, весь свой опыт переводчика. Это был не русский. Не французский, который он знал в совершенстве. Не английский и не немецкий, которые он тоже мог бы распознать. Это было что-то совершенно иное. Язык казался древним, гортанным. Звуки были резкими, обрывистыми, с какими-то странными щелкающими или шипящими призвуками. В нем не было привычной европейской фонетики, он звучал чужеродно, архаично, словно эхо из другого времени или другого мира. Андрей не мог понять ни единого слова, но сама структура языка вызывала у него необъяснимую тревогу.

Разговор не был похож на спор или оживленную беседу. Скорее, это был обмен короткими, вескими репликами. Голос Лики звучал спокойно, но настойчиво. Мужской голос отвечал отрывисто, глухо. Андрей не мог уловить эмоциональную окраску их диалога, но ему показалось, что Лика что-то объясняет или пытается убедить своего невидимого собеседника.