«Эхо тени». Подземка Феликс Кубин

«Наблюдая за красотой облаков мы забываем,

что они закрывают солнце»

Р. Шевченко

Глава 1

Времена, когда разворачивались события, определялись не только миром, в котором существовали люди, но и ужасами, что они сами творили. Над горизонтом России сгущались тучи: города, некогда полные жизни, пали под натиском войны и хаоса. Страна распадалась на мелкие государства, где каждый оказался сам за себя.

Однако, глядя на это, можно ли сказать, что человечество учится на своих ошибках? В тысячелетней истории мы сжигаем города, режем друг друга в споре о праве на землю, власть или веру. Мы – не нация и не время, а племя, для которого всегда находилось тысяча идей, из-за которых стоило умирать, но не одной, ради которой стоило бы жить. Сегодня это становится слишком явным: ярость в нас сильнее созидания.

Южные регионы объединились в исламское государство, терроризируя соседние земли, и их влияние только росло. Люди возвращались к первобытным формам существования. Многие города не сопротивлялись и сдавались на милость врага, став жертвами беспощадной гражданской войны за власть.

Санкт-Петербург, окружённый и осаждённый, напоминал другой город – тот, что пережил блокаду в прошлом. Но как отличить это прошлое от сегодняшнего? Тогда люди умирали ради идеи о будущем, светлом, чистом. Сегодня же никто не знает, за что горят улицы и засыпают снегом тела. В мраке подвальных убежищ и промёрзших квартир остаётся лишь борьба за выживание, но даже здесь любовь и человечность то и дело пробиваются сквозь отчаяние, как пламя свечи в непроглядной тьме.

Под холодным небом, среди сугробов и развалин, каждый шаг давался ценой крови. Но, что странно – не в крови истекали города, а в том, что они теряли душу, пока люди находили кучу оправданий, чтобы убивать, и ни одной, чтобы остаться людьми. Атомная зима накрыла город, а воспоминания о лете стали эфемерным сном. Те, кто выжил, знали: человеческий дух ломается не только страхом, но и пустотой. Без идеи, ради которой стоит жить, холод добирался до сердца быстрее, чем кости успевали замёрзнуть.

Метро, ставшее мрачной легендой, было затоплено, чтобы враг не смог проникнуть в город через подземные тоннели. А некоторые, кто там бывал, утверждали, что на станциях бродили дикие животные и мутанты, а тоннели были населены огромными крысами и другой нечестью. На фоне этих ужасов оставалась лишь надежда на выживание, где обмен ресурсами стал единственной формой существования.

Скажите, кто-нибудь ещё помнит дни, когда снег пах свежестью, а не смертью?

Из-под низких густых облаков, разрывая вечернюю метель, вынырнул вертолёт и начал снижаться к дамбе. Евгений слегка прикрыл глаза от ослепляющего света прожекторов и с тревогой посмотрел вниз. Чтобы избежать попадания под огонь противовоздушной обороны, вертолёт снизился и, как большая зимняя стрекоза, завис в воздухе, разрезая его лопастями. Гул винтов был глухим и монотонным, словно подтверждая, что здесь время стало относительным. Он был окружён стальными стволами противовоздушной обороны, жёсткими и немыми, как остриё ножа. По обе стороны от дамбы люди грелись у бочек с огнём, а их тени метались на голых стенах, словно ускользающие воспоминания о нормальной жизни. Рядом с ним в вертолете сидели два автоматчика в маскировочных халатах, их лица скрыты под белоснежными балаклавами и капюшонами, надвинутыми прямо на глаза. Солдаты молчали, и лишь из кабины пилота доносились краткие команды, резавшие тишину острее, чем гудение двигателя. Офицер, сидящий напротив, с небрежно накинутым на шинель маскхалатом, пристально изучал его, время от времени смотря на часы, сверяясь с незримым планом, как будто всё уже было предопределено.

– Не будет ли у вас табака? – спросил Евгений у офицера, достав из кармана спичечный коробок, но не получив ответа убрал его обратно.

Пройдя систему визуального опознавания и цифровой идентификации, вертолёт снова взмыл в ночное небо и, выключив проблесковые маячки, полетел к точке назначения черной тенью, растворившись в облаках.

Как будто в ответ на напряжённое ожидание, порыв ветра заставил вертолёт задрожать. Евгений отвлёкся от мыслей, пытавшихся понять, что его ждёт в Санкт-Петербурге. Он вновь вспомнил о Марине, медсестре, с которой провёл несколько незабываемых месяцев, и о том, как его любили и боялись. Волнение, словно шутка судьбы, подстегнуло его сердце.

Вертолёт ещё не коснулся земли, а офицер уже спрыгнул, хрустнув льдом замёрзшей лужи. Ветер свистел, словно злой дух, заглушаемый гулом винтов. Евгений быстро последовал за ним, ощущая на себе взгляды автоматчиков, которые, словно тени, следовали за ним. Из-за помойки на них выскочила свора собак, но один из автоматчиков двигаясь быстрее мысли, как будто приручённый к смерти, дал несколько коротких очередей, и стая, скуля разбежалась, скрываясь в развалинах.

Команда из четырёх человек – офицер, Евгений и два автоматчика – вошли в ничем не примечательный подъезд и начали спускаться в подвал. Тени от фонариков, живущие своей жизнью, поползли по влажным стенам, создавая причудливые картины, каждая из которых казалась наделённой собственной историей, а эхо доносило неслышные крики отчаяния. Офицер двигался уверенно, будто знал каждый изгиб этого места.

Спускаясь по длинному туннелю, похожему на разветвлённую сеть катакомб, Евгений начал чувствовать нарастающее беспокойство. Неужели его так страшил допрос? В конце концов, он знал, что сказать о своей возлюбленной спецслужбам с их постоянной паранойей. Он хотел побыстрее пройти все эти неприятные процедуры и встретиться с родителями, которых не видел уже несколько лет.

Наконец, они остановились у большой железной двери с маленьким окошком, похожим на амбразуру, закрытую тяжёлой железной крышкой. Офицер посмотрел на часы, бросил недокуренную сигарету на пол и постучал в дверь три раза. Окошко приоткрылось, и офицер произнёс кодовую фразу: «Брянск – Север». Это было как магическое заклинание, открывающее двери в мрачный мир, который они собирались исследовать.

Послышался скрежет замков, скрип механизмов, и дверь начала медленно открываться. Прямо за ней находился станковый крупнокалиберный пулемёт, за которым сидел стрелок. Убежище, в которое они вошли, не было просто бункером – это было целое царство страха и надежды, где вперемешку находились штатские и военные. Кто-то спал на принесенных откуда-то матрасах, кто-то готовил еду на импровизированном огне, кто-то рылся в своём нехитром скарбе – постапокалиптическая картина, где жители города пытались укрыться от хаоса на поверхности.

Это убежище было довольно большим, явно созданным путём объединения нескольких подвалов и бомбоубежищ в одно обширное помещение. Гул, похожий на жужжание улья, заполнял пространство, смешиваясь с запахами гари и сырости, а всевозможные разговоры сливались в единый поток звуков, создавая фон, которому не было конца. Свет от ламп мерцал, отражая ужасающую реальность, в которой люди, прячущиеся от внешнего мира, пытались выжить, придавая месту тяжёлую и подавляющую ауру. Мрачные взгляды, полные страха и безнадёги, встречали вошедших. Каждый из этих людей был жертвой войны, потерявшей всё, что когда-либо имел. В этом месте переплетались судьбы, где каждый искал защиту от жестокости и ужасов, что свалились на их головы.

Евгений шел за офицером, который постоянно сворачивал и менял направление, пока они не достигли места, где никого не оказалось. Офицер поднял с пола какую-то картонку, под которой обнаружился железный люк. Он делал это с такой осторожностью, словно это было сокровище, скрытое от чужих глаз. Открыв люк, они спустились в следующее подземелье. Один из солдат, оставшийся наверху, закрыл люк, положил сверху старую картонку, чтобы его не было видно, и, найдя недалеко пластиковый ящик, сел на него. Сняв автомат, он закурил сигарету и выключил фонарик, как бы отгораживаясь от беспощадной реальности.

Глава 2

Евгений сидел в полутемной комнате, чувствуя тяжесть каждой секунды. Свет свисающей с потолка лампы резал ему глаза, и он почти не видел человека напротив. Спустя несколько мгновений фигура, сидящая в кресле, приподнялась, шагнула в сторону, и лампа осветила его лицо. Это был Борис Иванович, полковник контрразведки и человек, знакомый ему с детства.

Борис Иванович был другом семьи Евгения, и это должно было успокаивать, но теперь только усугубляло его состояние. Тишина в комнате казалась угнетающей, каждый звук – резким, каждое дыхание – натянутым до предела.

– Ну что, Женя, не думал, что встретимся при таких обстоятельствах? – начал Борис Иванович, глядя на него исподлобья. – Помнишь, как мы с твоим отцом на рыбалку ездили? Ты тогда так хотел пойти с нами, а я сказал, что дети должны оставаться дома… и вот теперь мы с тобой здесь.

– Прошлое мертво, как разбитая граммофонная пластинка. Погоня за прошлым – неблагодарное занятие, и если вы хотите убедиться в этом, поезжайте на места ваших былых боев…

– Узнаю тебя, но давай поговорим серьёзно. Ты понимаешь, по какому поводу мы собрались?

Евгений кивнул, стараясь сохранить невозмутимость. В его голове уже начинали формироваться мрачные предположения. Он знал, что контрразведка редко устраивает такие «дружеские» беседы без серьезной причины.