Когда лодка была накачана они донесли её до вентиляционной шахты метрополитена.

– Давай, – сказал Антон, открывая проржавевшую решётку и помогая Евгению спустить лодку в темноту. Гулкое эхо разнеслось по тоннелю метро, когда лодка ударилась о воду.

Спустившись следом, они забрались в лодку и начали медленно грести, продвигаясь над затопленными рельсами. Вокруг стояла угнетающая тишина, нарушаемая лишь звуком воды, капающей с потолка тоннеля, и приглушённым скрипом вёсел. Пахло сыростью, водой и давней смертью. Где-то в стороне раздавался негромкий шорох, возможно, крысы уже выискивали новую добычу. Путь к станции «Площадь Мужества» был долгим, и время тянулось, как бесконечная ночь.

Когда они проплывали станцию «Балтийская», Антон внезапно напрягся.

Воздух на станции был тяжёлым, вонял застоявшейся водой и чем-то ещё, более гнилостным – словно где-то рядом разлагалось нечто крупное.

– Смотри! – прошептал он, кивая в сторону платформы.

На платформе, словно тень, прижавшись к стене, сидела маленькая девочка. Она была одна, одета в тонкое пальто, пытаясь согреться в ледяном воздухе метро. Евгений застыл. В его сознании этот момент будто разорвал время на до и после. Перед ним была не просто ребёнок – в её глазах, полных страха и беспомощности, он увидел отражение себя. Девочка будто олицетворяла всю ту боль, что скапливалась внутри него. Потеря родителей, которая обрушилась как безмолвный кошмар, и возможное предательство Марины, которое, было готово разорвать его изнутри, сделали его пустым. До этого момента он не мог никого спасти. Он терял всех.

«Я не могу позволить ей умереть», – отпечаталось в его голове. Весь мир сузился до одного: девочку нужно спасти. Это был шанс. Единственный шанс сделать что-то, что вновь даст ему смысл. Спасти её означало вырваться из цикла потерь, который преследовал его.

Но прежде, чем Евгений успел сделать шаг, из темноты за спиной девочки появилась фигура – огромная, неестественно плавная, как кошмар, что проскальзывает в сознание на грани сна. Это был мутировавший пес с тремя головами. Каждая голова двигалась независимо, изгибаясь в жутком танце.

«Вот он, Цербер из царства Аида, сторож подземного мира. Ад не собирается нас отпускать…», – промелькнуло в голове Евгения, и эта мысль ударила сильнее страха.

Головы пса медленно поворачивались, его глаза, тускло светящиеся в полумраке, обшаривали пространство, выискивая малейшее движение. Мощные лапы ступали бесшумно, как у хищника, привыкшего к охоте, а каждая из трёх пастей была обнажена в зверином оскале. Монстр двигался, как тень – беззвучно, уверенно и с холодной решимостью.

Казалось, он знал, что жертва уже в ловушке, и эта уверенность делала его ещё страшнее. Он не спешил, словно наслаждался моментом, когда страх успевает застыть в воздухе, а времени для спасения не остаётся. Величественный и чудовищный, он был воплощением того, что метро давно перестало быть просто транспортной артерией, а превратилось в мир, где людские страхи обретали плоть и кровь.

Евгений ощущал, как холодные капли пота стекают по спине. Монстр словно вытягивал из него остатки воли, превращая сопротивление в бессмысленную затею. Только слабый шорох одежды девочки напоминал, что время ещё не остановилось, хотя сам он чувствовал, будто застыл навечно в этом миге ужаса.

Евгений сжал весло, его сердце бешено колотилось. Он готов был броситься в бой, но Антон резко схватил его за плечо и прошептал на ухо:

– Не делай глупостей, Женя! Твоя жизнь важнее.

Слова Антона ударили в его сознание. Как его жизнь могла быть важнее? Всё, что было для него ценным, рушилось на глазах. Спасти эту девочку означало спасти хотя бы часть себя, хотя бы что-то исправить.