Кабинет Соколова был полной противоположностью моей квартиры. Светлый, просторный, с огромным окном, выходящим на гудящий проспект. На стенах висели не книжные полки, а карты города, схемы и фотографии с мест преступлений, соединенные красными нитками. Алтарь порядка, возведенный посреди хаоса. Соколов сидел за своим столом, похожий на капитана, который уверен, что держит курс под контролем, несмотря на шторм. Он указал мне на стул напротив.

– Ну что, Ковалев? Вы излучаете оптимизм, как дохлый аккумулятор, – он попытался пошутить, но вышло не очень. – У вас есть что-нибудь для меня? Хотя бы набросок портрета?

Я положил на стол свой блокнот, открытый на нужной странице. Соколов бросил на мои каракули быстрый, пренебрежительный взгляд.

– Портрета не будет, майор.

– Что значит, не будет?

– Это значит, что вы ищете не того и не там. У вашего "Маэстро" нет единого психологического профиля.

Соколов откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Его лицо выражало смесь усталости и плохо скрываемого раздражения.

– Объясните. Только, пожалуйста, без ваших лингвистических экзерсисов. Простым, человеческим языком.

– Хорошо. Возьмем его так называемые послания. Уничтоженные рукописи, стертые серверы, лабиринт на доске. Криминалисты и пресса видят в этом эстетский жест, уникальный почерк.

– И что, это не так? – в голосе Соколова зазвенел металл.

– Это не так. Почерк – это то, что объединяет, что создает стиль. А здесь нет стиля. Это компиляция, коллаж, – я постучал пальцем по своему блокноту. – Это не похоже на послание одного человека. Это похоже на то, как если бы кто-то вырезал слова и картинки из разных газет и журналов, чтобы составить анонимное письмо. Лабиринт у архитектора – это из журнала головоломок. Обнуленные картины – цитата из эссе художника-концептуалиста. Стертые серверы – стандартный протокол безопасности. Здесь нет индивидуальности. Это мешанина из клише, из обрывков культурного шума, который нас окружает.

Соколов подался вперед, его глаза сузились.

– Что вы хотите сказать? Что у нас банда? Группа подражателей?

– Я хочу сказать, что мы ищем автора текста, а самого автора, возможно, не существует. Мы пытаемся прочитать осмысленное предложение там, где стоит просто набор случайных букв. Ошибка в грамматике реальности.

Вот тут я его потерял. Он побагровел. Не от гнева, а от какого-то глубокого, экзистенциального оскорбления. Он резко встал и прошелся по кабинету.

– Ошибка в грамматике?! – он почти выплюнул эти слова. – Ковалев, у меня трупы! Ну, почти трупы! У меня люди, чьи жизни и разум превратили в пыль! А вы мне тут про грамматику? Мне нужен человек! Из плоти и крови! Человек, которого я могу найти, допросить и посадить за решетку! А не ваша эта… лингвистическая чепуха!

Он остановился у окна и посмотрел на поток машин внизу.

– Я думал, вы поможете мне понять, как он думает. А вы мне заявляете, что его не существует.

– Я не говорил, что его не существует. Я говорил, что он, возможно, не тот, кем вы его считаете, – попытался возразить я, но Соколов меня уже не слушал.

– Хватит. Консультация окончена. Можете забрать свои теории. Мне нужен результат, а не философия.

Он не смотрел на меня. Он смотрел на свой город, на свое поле битвы. И я понял, что для него признать мою правоту – все равно что признать, что он воюет с ветряными мельницами. А для такого человека, как майор Соколов, это было хуже поражения. Это было бы концом всего.

Сцена 1: Редакция ток-шоу «Ночной Пульс»

– Стоп! Снято! Отлично, Игорь! – продюсер в дорогом костюме жестом остановил запись. – Но в следующем блоке дай больше драмы. Больше пафоса.