Зачем я вообще вернулась в этот город?

— Виктор Петрович...

Начинаю говорить. Нервно тру лоб пальцами, чтобы собраться с мыслями. Пытаюсь правильно подобрать слова, но меня перебивают.

— Соня, пожалуйста. Вы наша последняя надежда. Очень больно видеть родного человека потухшей, умирающей. Она будто жить не хочет. А у вас получается пробудить в ней жизнь. Но всё же мне хочется знать, что было в прошлом между вами? Ведь что-то было. Я в этом уверен.

— Спросите это у вашей жены, — а через секунду добавила: — Хорошо, я буду заходить к ней. В обеденный перерыв, минут на двадцать.

— Спасибо, Соня. Я очень благодарен вам за вашу помощь. Спасибо.

Мужчина благодарил меня и благодарил. Я же молчала. И не потому, что принесли обед и следовало поесть и идти работать. А просто потому, что не хотела разговаривать с этим человеком.

Может, это неправильно – отказываться, когда ты нужна больному человеку. Но вот только я устала быть матерью Терезой и всех спасать. Кто б меня спас?

С того дня я почти каждый день заходила к Виктории Викторовне в обеденный перерыв. Женщина была очень рада меня видеть. Расспрашивала меня обо всём, улыбалась и просила больше рассказать о себе.

В это же время, как будто специально, приходил Егор. По его лицу я сразу поняла, стоило только его увидеть в первый раз, что он не удивлен застать меня здесь. Значит, Свободин-старший всё ему рассказал.

Я старалась относиться к нему нейтрально. Будто он всего лишь сын нашей пациентки. И ничего более. Забыть о том, что у нас с ним есть общее прошлое. И у меня получилось. Правда, конечно, не сразу, но всё же получилось. Первое время во всём теле было напряжение.

После я научилась просто не обращать на него внимание, если он находился в палате своей матери.

И вот сегодня после обеда я сидела на стуле возле кровати Виктории Викторовны, рассказывая о своём детстве. Как вдруг сзади себя услышала тихий, но отчётливый скрип двери. Я сразу почувствовала, что это он.

— Всем привет, — раздался за спиной хорошо знакомый мужской голос с низкими хрипловатыми нотками. Я так и знала – Егор.

Не обернувшись, я обронила лишь небрежное:

— Здравствуйте! — и дальше продолжила свой рассказ, расслабленно сидя на стуле. — В детстве я очень любила лечить не только взрослых, но и собак и кошек. Меня мама в детстве ругала, что я всех бездомных животных домой тащу и лечу. А папа всегда гордился. Ну и, конечно, себя позволял лечить. Я очень родителей люблю.

— А где они сейчас?

— За границей, Виктория Викторовна. У папы там свой бизнес. Ну, и мама с ним. Куда он без неё? Если б не она, то папа бы целыми сутками пропадал на работе. В этом я вся в него. Люблю то, чем занимаюсь. Но сейчас всё по-другому.

— Например?

Мама Егора чуть подаётся вперёд, желая узнать подробности. И в палате наступает тишина, будто каждый из тех, кто находится в помещении, прислушивается к моему рассказу о своей жизни.

— У меня другие приоритеты.

Говорить о Полине, когда в палате находится её отец, я не хочу. Да и в принципе не хочу говорить о ней никому. Не хочу, чтобы её касалось всё это. Она совсем ещё маленькая. Кроха. Хоть и довольно умненькая девочка. Но она ещё ребёнок. И впутывать её во всё это я не хочу.

— Я жила с родителями пять лет. Совсем недавно сюда переехала. Вернулась обратно на родину, так сказать. Мне предложили хорошую работу, я и согласилась.

— Я рада, что ты вернулась, — мягкая улыбка касается губ Виктории Викторовны.

Я же отвечаю ей улыбкой на улыбку. Потому что я уже не особо и рада, что вернулась. За границей было намного спокойней. Морально. Не было того удушающего узла, что чувствую здесь.