Переодевшись в рабочую форму, направляюсь к кабинету главного, где будет проходить собрание. Зайдя в помещение, обнаруживаю, что все уже в сборе и ждут, видимо, только меня.

— Извините, — говорю, проходя чуть дальше от двери.

— Замечательно! Все в сборе.

Громкий голос Горского окутывает все помещение. Мужчина стоит возле своего рабочего стола, держа руки в карманах, и выглядит довольно сердитым. Интересно, что могло случиться за это время, что он позвал весь коллектив на собрание?

Нет, конечно, собрания у нас проводятся ежемесячно, но последнее уже было буквально недавно. Поэтому я совсем не понимаю, для чего проводится ещё одно. Наверняка случилось что-то серьёзное.

Я встала около стенки, затаившись, как мышка, и стала слушать речь Глеба Семёновича.

— Вчера одна из сотрудниц пришла ко мне в кабинет и нажаловалась на другую. Смысл претензий и обвинений я говорить не буду. Но скажу вам вот такие слова, — Глеб замолчал и обвёл пронизывающим взглядом весь коллектив, на секунду остановившись на мне, и после продолжил: — В своей клинике я кляузничества не потерплю. Никаких склок, сплетен и беспочвенных обвинений других. По клинике висят камеры, и я прекрасно знаю, кто чем занимается. Доносить друг на друга не нужно. Каждый должен смотреть за своей работой, как и что он делает.

В легком шоке я застыла от слов мужчины. То есть он сейчас имеет в виду то, что кто-то на кого-то донёс? Но кто? И что? Что вообще происходит?

Я обвела взглядом всех присутствующих, чтобы понять, попробовать вычислить того, кто донёс на другого человека. Но это у меня не получилось. Я недостаточно хорошо всех знала. Всё-

таки сказывается малый ещё опыт работы в этой клинике. Это на предыдущем месте работы я могла понять, кто и что. А здесь – пока сложно.

— Ещё раз такое произойдёт, то вылетите отсюда, как пробки. Я не потерплю в своей клинике свору собак. Незаменимых работников нет. Я надеюсь, вы меня поняли. А теперь идите работать.

Бросив последний взгляд на своего начальника, вышла вместе со всеми. Дальше потекла рутинная работа. В полдень я вышла из своего кабинета, решив пригласить Виту на обед. Подойдя к ресепшену, увидела, как девушка разговаривает с каким-то мужчиной в возрасте. Увидев меня, крикнула, подозвав к себе.

— Вот, эта та самая Соня Ярославская, которую вы искали, — проговорила Князева и показала на меня рукой.

Мужчина обернулся, и я смогла увидеть его лицо. Черты лица были мне смутно знакомы, но понимала, что этого человека я прежде ни разу не видела. Хм, кто он?

— Да, здравствуйте! Это я. Вы хотели со мной поговорить?

— Да, Соня. Можно же на “ты”? — я кивнула. — Мы можно поговорить?

— Да, конечно. Только я не знаю, чем смогу вам помочь. Я не врач, а старшая операционная сестра.

Мы отошли в сторону, чтобы поговорить без лишних ушей.

— Да, я знаю. Но я хотел бы поговорить с вами не об этом. Я отец Егора и муж Вики. Свободин Виктор Петрович.

Что?!

18. Глава 17

Соня

Меня обуял такой шок и неверие, что ни пошевелиться, ни издать хотя бы звук не могу. Я будто фарфоровая статуэтка, что лишена возможности сделать какое-либо движение и неспособна говорить. Во мне даже воздух вдруг катастрофически заканчивается, не могу сделать вдох-выдох.

Я ничего не понимаю. Совершенно. Нахожусь в какой-то прострации.

Но всё же делаю короткий рваный вдох и прищуриваюсь, чтобы в следующую секунду чётко и ясно понять — это действительно отец Егора. Они – отец и сын – очень похожи между собой.

Передо мной будто копия Егора, но в будущем: лицо более взрослое, с отпечатком прожитых лет, на висках – седина.