Единственная для меня Анастасия Франц

1. Пролог

Соня

Что чувствует человек, когда его предают?

Боль. Боль во всём теле. Боль в сердце. В душе. Как будто тебе безжалостно вырвали крылья и оставили в одиночестве кричать. Умирать от дикой боли. И ты теперь не сможешь взлететь. Даже если очень сильно захочешь. Упала так, что не встать.

А эти раны кровоточат, оставляя на сердце глубокие болезненные шрамы, которые не залечить ничем и никогда. Они так и будут всякий раз напоминать тебе об этом человеке. Нарывать. Стоит их только чуть затронуть. И даже самый длинный и широкий пластырь не поможет, чтобы залечить их.

По моим щекам текут горькие, горячие слёзы, обжигая лицо и душу. Хочется кричать и царапать острыми когтями эту рану, чтобы заглушить ту боль, что рвёт меня на части. Чтобы ощущать её физически – не душевно. Чтобы всё это прекратилось немедленно.

Ладонями закрываю лицо, не желая видеть этот мира. Этот чертов мир, который разрушил, убил меня. А я верила. Верила, любила, ждала как маленькая дурочка, готовая на всё ради этого человека.

А он просто предал, убил безжалостно, как убивает охотник дикое, но слишком доверчивое животное, по своей наивности подошедшее слишком близко. Хладнокровно вскидывает ружьё и стреляет, убивая наповал.

— Объявляется посадка на рейс «Москва – Лос-Анджелес», — объявляет женский голос по громкой связи.

Её слова отдаются острой болью в голове и в сердце.

Егор убил ту девочку, которая его любила. Любила всем сердцем. Которая отдала себя. Подарила не только своё тело, но сердце, душу. Каждую свою эмоцию, улыбку, искрящийся взгляд. Подарила саму себя.

А в ответ я получила лишь боль от предательства любимого человека. Разочарование. А я ведь отказалась ради него от любимого дела. От того, чем жила и дышала. Он стал для меня смыслом жизни. Моим кислородом. Моей жизнью. Моим всем.

С Свободиным я позабыла, что такое страх. Он вылечил меня от моей болезни. С ним я чувствовала вкус счастья на губах. А сейчас со мной лишь холод и темнота, пробирающиеся к моему сердцу. Лишь одиночество. Без Егора нет меня.

За что ты так со мной? Что я тебе сделала, Егор? Что?!

Рыдания душат, перекрывают кислород, и я хватаю жадно воздух губами, потому что тело отчаянно хочет жить, хоть изнутри я мертва. Загляни ко мне в душу – там пусто и темно. Там нет жизни. Только боль и одиночество.

Мои воспоминания превращаются в холодный пепел. Воспоминания о том, как он меня целовал, покрывая своими горячими, жалящими пламенем губами. Как обнимал. Как говорил, что любит. Что я всегда была и буду у него на первом месте. Что я главнее всяких гонок. Он сделал мне предложение! А потом убил.

Как же красиво всё же ты лгал, Егор!

Лгал так правдиво, что я верила. Верила каждому его слову. Взгляду. Прикосновению. Верила и любила. Любила, отдавая всю себя.

Сейчас эти воспоминания причиняют мне нестерпимую боль, сгорая внутри и выжигая остатки моей израненной души.

— Объявляется посадка на рейс «Москва – Лос-Анджелес», — повторяет женский голос по громкой связи.

Пора.

Отрываю ладони от лица, залитого слезами. Резко смахиваю эту никому не нужную соль и так же резко встаю. Рукой хватаю чемодан за ручку и направляюсь к своей посадочной дорожке.

Прощай, Егор!

2. Глава 1

Соня

Пять лет спустя

— Мама! Мама, проснись! — сквозь сон слышу детский звонкий голосок, что разрезает тишину и пробирается в мой сон. — Мама! — кто-то маленький, но достаточно сильный толкает меня. — Мама!!! Мы опоздаем!

На губах появляется улыбка, и я распахиваю глаза, смотря на маленькое чудо, что своими синими глазами смотрит на меня, словно в душу мне заглядывает.

— Доброе утро, моё солнышко. Ещё совсем рано, Поля. А самолёт у нас только в два часа.

Видя это маленькое чудо, просто невозможно не улыбаться. Оно светит тебе, дарит свою любовь и теплоту. Оно просто любит тебя за то, что ты просто есть. Что ты - её мама!

— Нет, мы опоздаем, — машет светлыми кудряшками дочь, с серьёзным видом смотрит на меня и карабкается ко мне на кровать.

Я помогаю ей взобраться и отодвигаюсь дальше, чтобы уступить ей место, и моё маленькое сокровище ложится ко мне под бочок. Обхватываю руками хрупкое тельце и прижимаю к себе. Целую в макушку, прикрыв глаза.

Моя маленькая егоза уже с самого утра не спит и заодно и маме не даёт поспать. Если она не спит, значит, и никто не спит – такие вот у нас правила в доме.

— Бабушка уже проснулась? — спрашиваю Полину.

— Да. Она внизу с дедушкой. Мы уже все покушали вкусные блинчики, которые бабушка приготовила. А ты ещё спишь. Вставай, — отвечает мне малышка и тянет меня за руку.

— Всё же уговорила бабушку на блины? Да, маленькая егоза? — и под звонкий смех начинаю щекотать малышку.

— Мама, щекотно. Не надо, — стараясь выговорить правильно каждую букву, произносит Полина, звонко смеясь, и выворачивается из моих рук.

— Будешь знать, как будить маму. А мама ведь устала после работы. Да, да, — и звонко целую в сладкую и вкусную щёчку. — Скушаю эту маленькую, вкусную девочку.

— Мама, ну меня нельзя есть, — со всей серьёзностью отвечает дочка.

— Почему? — на мгновение останавливаюсь, удивлённо смотря на малышку.

— Я невкусная, — звонко щебечет Поля и показывает язык, при этом спрыгивая с кровати и убегая из комнаты.

Падаю на подушку, расправив руки в разные стороны и прикрыв глаза, улыбаюсь.

— Мама, вставай! — раздаётся звонкий голосок дочки через мгновение в коридоре.

Качаю головой. Улыбаюсь.

Светлые длинные кудряшки. Синие глаза. Серьёзный взгляд. Улыбка. Всё же как же она похожа на него...

Нет. Нет. Нет.

Я не должна думать и вспоминать об этом человеке. Он сделал мне больно. Предал, воткнув в спину нож. Я слишком сильно его любила. Но, как ни странно, ни о чём не жалею, потому что моя любовь подарила мне такое маленькое, ласковое и крохотное чудо, которое я люблю больше всего на свете. И никому никогда не отдам.

Вниз спускаюсь через полчаса, приняв все водные процедуры и переодевшись в лёгкое летнее платье. На улице уже несколько дней стоит жара несмотря на то, что только начало лета. А уже вовсю парит, от духоты даже дома трудно спрятаться. Как бы потом дожди не пошли и холод не настал.

Вся семья в сборе за столом на кухне.

— Доброе утро, — захожу на кухню, где за столом сидят родители и дочка. Полина уплетает блины со сметаной за обе щёки, и эти самые щёки уже перемазаны в сметане.

Улыбаюсь, качая головой. Моё маленькое чудо.

Глава семьи поворачивается ко мне, улыбается.

— Доброе утро, дочка. Как спалось? Опять поздно ночью домой пришла?

Подхожу к родителям и по очереди целую их в щёчки.

— Да. Всё же последний рабочий день вчера был. Да и прям перед самым моим уходом тяжелораненого привезли. Меня попросили остаться. Я не смогла отказать.

Прохожу к столу и сажусь рядом с Полей. Беру в руки салфетку и вытираю испачканную хрюшку.

— Да знаем, Соня, что, если бы не Полина, ты бы прописалась в этой больнице.

Поднимаю на него глаза.

— Па, ты же знаешь, как я люблю свою работу. Но бусинка для меня всё, — чмокаю в макушку дочь.

— Может, всё же останешься, Сонь? — берёт слово мама, пытаясь в который раз со мной поговорить об отъезде в Россию. Но я уже всё решила, и бессмысленно разговаривать со мной об этом.

Буквально месяц назад мне позвонила Марина и предложила вернуться назад. Её знакомый открыл новую клинику, и ему нужны лучшие специалисты. И Белова сразу же порекомендовала меня. А потом позвонила мне и обо всё рассказала.

Я сначала отказывалась, не желая возвращаться туда, откуда уезжала сломленная, с глубокими ранами на сердце. Но всё же потом, хорошенько подумав, согласилась.

Тем более предлагают мне хорошо оплачиваемую работу.

— Мам, мы же с тобой уже об этом разговаривали. Я всё уже решила.

— А вдруг...

Но я сразу же обрываю маму на полуслове.

— Нет, мама, — качаю головой.

Родительница только недовольно покачала головой. В её глазах я видела, что она хочет многое мне сказать, но не решается. Всё же тема отца Полины у нас в доме под запретом.

 

3. Глава 2

Соня

— Объявляется посадка на рейс «Лос-Анджелес – Москва», — объявляет женский голос по громкой связи.

Делаю глубокий вдох и смотрю на родителей, что стоят рядом со мной. У мамы на глазах слезы, которые ей трудно сдержать. Делаю шаг к ней и крепко обнимаю.

— Ну все, перестань, мамуль. Мы же не навсегда уезжаем. Мы обязательно приедем на Рождество и будем часто созваниваться. Я тебе это обещаю, — шепчу ей на ухо, успокаивающе поглаживая по спине.

— Я переживаю, Соня. А вдруг с вами там что-нибудь случится? А нас не будет рядом. Или же с Полиной... — хлюпает носом родительница.

 — Мам, ну, хватит глупости говорить. Все будет хорошо. Тем более, если что – Света с Маринкой на подхвате. Так что ничего плохого не случится, — слегка отстраняюсь от нее. — Так что хватит тут нюни разводить. А то зальёшь весь аэропорт, и мы тогда точно никуда не полетим, — стираю слезы ладошками с лица родительницы.

Она смеётся и ласково смотрит на меня своими грустными глазами.

Несмотря на то, что маме уже почти пятьдесят, выглядит она намного моложе. Я всегда ей говорю, что она у меня самая красивая и самая молодая. Я очень сильно её люблю. И благодарна за всё, что она для меня сделала.

Пять лет назад я упала на них как снег на голову. Ничего толком не говорила и не объясняла.