Двадцать седьмая пустыня Яна Рой

Я резко открыл глаза и окинул взглядом полупустой вагон. Место рядом было свободно. Заглянул под кресло, а затем на полку у себя над головой в поисках сумки или чемодана, но не нашел ничего, кроме пустой пластиковой бутылки из-под воды. По привычке полез в карман джинсов за телефоном, но и его не обнаружил. Сознание, мирно спавшее несколькими мгновениями ранее, набирало обороты со скоростью поезда, несущего меня в неизвестность. В висках пульсировала кровь, в горле пересохло, дыхание участилось. Стараясь собраться с мыслями и не выдать своего состояния окружающим, я встал и вышел в тамбур.

У дверей вагона я увидел вывеску с правилами безопасности на шведском языке. Хорошо, теперь хотя бы знаю, что по-прежнему нахожусь в той же стране. Прислонившись лбом к стеклу, я вглядывался в пейзаж за окном и пытался найти хоть какую-то долю здравого смысла в абсурдной ситуации, героем которой оказался. Кроме стремительно сменявших одна другую белых елок, взгляду было не за что зацепиться.

Во рту не было привкуса алкоголя, в животе немного урчало, резко захотелось есть. Я поднял рукав куртки и посмотрел на часы: без четверти час. Тем не менее свет за окном скорее походил на предзакатный, нежели на полуденный. В столице в час дня небо выглядит по-другому. Либо часы отстают, либо я направляюсь на север. Судя по снежным полям за окном, именно так и есть. Дело за малым: выяснить, какого черта я забыл на севере Швеции.

Моим последним воспоминанием до того, как я очнулся в поезде, были сумеречные очертания нашей спальни в Стокгольме. Вчера я допоздна засиделся за работой, потом поцеловал на ночь спящих детей, лег в кровать и сразу же уснул рядом с женой. Все как обычно. За исключением одного события, которое я с самого начала нарочно прятал в самую глубину разума, отказываясь верить в происходящее.

Пятница не предвещала ничего интересного, а уж тем более судьбоносного. Возвращаясь вечером домой, я придумывал отговорки, чтобы никуда не ехать, но на ум так и не пришло ничего правдоподобного.

– Поль, где тебя носило? Нам выезжать к Несбиттам через пять минут! – Услышал я голос Лорен, едва ступив на порог.

– Выедем вовремя, успокойся.

В дверном проеме показался хрупкий силуэт жены. Много лет назад, когда мы впервые встретились, у меня мгновенно возникло желание обнять ее. Не страстно и горячо, а трепетно и нежно, как ребенок обнимает любимую игрушку. Сейчас, когда на меня смотрели полные негодования глаза уверенной в себе женщины, я не имел ни малейшего понятия, нужны ли ей по-прежнему мои защита и забота.

– Почему ты никогда не отвечаешь на мои звонки? Зачем вообще телефон, если он вечно на беззвучном режиме? – вздохнула она, убирая с лица пряди непослушных волос.

В ответ я лишь пожал плечами, глядя на отблески подвески в виде полумесяца в вырезе ее блузки. В этот вечер Лорен выглядела особенно привлекательно. Я хотел сказать ей об этом, но почему-то не стал.

Мы молча пересекали вечерний Стокгольм с запада на восток. Лорен не любила разговаривать, когда была за рулем. Я повернулся к окну и наблюдал за тем, как редкие посетители, до ушей подняв воротник в попытке защититься от ветра, попивают дымящийся кофе на террасах кафе. Свет последних лучей закатного солнца играл на выпуклых камнях мостовой, отшлифованных тысячами пар ног. Тут и там лежали островки спрессованного снега, и мне казалось, я слышал, как они стонут под грязными подошвами прохожих.

За последние годы этот город стал мне родным. Я ни разу не пожалел о том, что променял на него родной Марсель и последовал за женой, когда ей предложили преподавать в одном из крупнейших шведских университетов. К Франции нас все равно мало что привязывало: я работал удаленно, связь с родственниками едва ли поддерживал, а родители Лорен жили в Лондоне – она оттуда родом. Именно в Стокгольме мы превратились в настоящую семью, улыбающуюся с глянцевой фотографии в рамке над комодом. Четыре с виду счастливых лица, не подозревающих о том, какие перемены несет им северный ветер.

Сделав несколько глубоких вдохов, я принялся рыться в карманах куртки в поисках других зацепок. В правом не оказалось ничего, кроме двух помятых пластинок мятной жвачки, в левом лежал кошелек. Я открыл его и внимательно изучил содержимое: идентификационная карта, водительские права, страховой полис. Внимание привлекли две необычные детали. Во-первых, в отделе для купюр лежало сорок тысяч крон. Я никогда не держал при себе наличные, тем более в таком количестве. Во-вторых, на месте моей привычной банковской карты лежала карта незнакомого банка, на которой золотыми буквами были выгравированы мои имя и фамилия. Когда я успел ее оформить?

Затем я проверил внутренние карманы и обнаружил в одном из них два аккуратно сложенных листа А4. Несколько минут я смотрел в окно на монотонный пейзаж, прежде чем решился их развернуть. На первом листе было подтверждение брони на одну ночь в городе Лулео. Мое имя, чужие номер телефона и адрес электронной почты. Трехзвездочный отель, 26–27 ноября 2018 года. Вчера, когда я ложился спать, было двадцатое ноября. Какое число сегодня? Я понятия не имел.

На втором листе – квитанция аренды автомобиля на два месяца. Автоцентр, в котором я должен был забрать машину, тоже находился в Лулео. Хотя бы здесь прослеживалась какая-то логика. В документе были указаны те же координаты для связи, что и в брони отеля.

Я бережно сложил бумаги и вернул их во внутренний карман куртки, плотно застегнув молнию. В конце концов, это мои единственные зацепки, и потерять их теперь было бы глупо. Какой бы абсурдной ни казалась ситуация, она начинала принимать робкие очертания. От этой мысли стало легче дышать. Оставалось узнать, какой сегодня день и каким ветром меня занесло в эти края.

Размышления прервал голос из громкоговорителя прямо над головой. Проводник объявил, что поезд прибывает на вокзал города Умео, где можно совершить пересадку до Лулео. Я не был силен в шведской географии, но примерно представлял себе Умео где-то на берегу Ботнического залива, на полпути от Стокгольма до финской границы. По моим подсчетам, это означало, что я успел проделать не одну сотню километров в северном направлении, ничего не заметив. Мир вокруг пошатнулся, к горлу подступила желчь.

Я вернулся в вагон и еще раз внимательно осмотрел свое место в надежде обнаружить хоть какой-то багаж. Пусто. Но на полу под креслом я нашел свой билет Стокгольм – Лулео. Бегло оглядев его, я удостоверился, что поезд покинул Стокгольм в семь утра двадцать шестого ноября. Выходит, в моем временном пространстве и впрямь образовалась дыра размером почти в неделю. От этой мысли паника окончательно вытеснила зарождающийся дух авантюризма.

Умео встретил меня пощечиной ледяного ветра. Скрывшись в здании вокзала, я без труда нашел на большом экране свой поезд – все, как в билете. Двумя строками ниже я увидел поезд на Стокгольм и заколебался. Я явно недооценил спектр чувств, которые могут одолеть человека, оказавшегося без привычной опоры, наедине с самим собой в незнакомом месте. Шум голосов и скрежет колес чемоданов разрывали тяжелый воздух. Мне стало страшно.

Зачем я принял это идиотское предложение? Неужели оно оказалось правдой? Часть меня хотела стремглав бежать обратно, а другая заставляла оставаться на месте, снова и снова прокручивая назад события последних месяцев, словно в замедленной съемке. Я понимал, что в какой бы поезд теперь ни сел, он все равно сойдет с рельсов и покатится в заданном направлении. Его траектория была предопределена в тот апрельский пятничный вечер, который навсегда изменил мою жизнь.

В начале седьмого мы припарковались перед особняком Элен и Дэвида Несбитт на восточной окраине района Эстермальм.

– Пожалуйста, будь терпимее, – попросила Лорен, прежде чем позвонить в дверь.

– Не бойся, тебе не придется за меня краснеть. – Я поцеловал ее в плечо.

За стальной дверью были слышны десятки голосов, перекрикивавших громкую музыку. Через несколько секунд на пороге появилась хозяйка дома и, поправляя идеально уложенные белые локоны, наградила нас фальшивой улыбкой. Длинное голубое платье придавало ей вид увядающей старой девы.

– Лорен, Поль, как я рада вас видеть! О, бургундское вино, мило с вашей стороны! Это было вовсе не обязательно. Проходите, большинство гостей уже здесь. Вы, как всегда, опоздали! – смеясь, она больно похлопала меня по плечу тонкими пальцами с несоразмерно огромными кольцами.

Элен Несбитт относилась к тому типу женщин, которые вызывают либо восхищение, либо раздражение. В отличие от жены, я испытывал к ней второе. Искусно подобранные артефакты, создающие безупречный образ, скрывали за собой что-то настораживающее. Слишком много и громко говорящие люди не внушают мне доверия. Кажется, если они хотя бы на минуту остановятся, их механизм сломается раз и навсегда, поэтому они продолжают болтать и жестикулировать, чтобы не заржаветь.

Пару раз в году ассоциация британских экспатов в Стокгольме устраивала масштабные мероприятия, чтобы обсудить предстоящие проекты, вкусно поесть и показать себя в лучшем свете. Для экономии бюджета председательница Элен предложила устроить вечеринку у себя дома, на что все охотно согласились. Люди любят посмотреть, как живут другие, хотя никогда в этом не признаются. Сегодня все лягут спать довольными: будет что обсудить еще как минимум неделю.