– Человеческая душа не создана для того, чтобы терпеть постоянные ограничения. Тем не менее из года в год наши желания запираются среди бесконечных «нельзя», «так принято», «разве так можно», «ты должен», «тебе не стыдно?». Эти установки настолько плотно внедрены в наше сознание, что о них разбиваются даже самые смелые мечты. Мы живем так, будто перед нами несколько тысячелетий, и все еще успеется. Восхищаемся теми, кто пошел наперекор общепринятой морали. Мы думаем: «Что же в них такого, чего нет во мне? Почему я не оказался на их месте?». А они в это время тщательно стараются скрыть и не показать миру обратную сторону своей красиво выстроенной жизни. Мы постоянно ищем себе оправдания и непременно их находим. Оправдания, чтобы ничего не менять, чтобы не покидать свою зону комфорта.

– А может быть, ключ к счастью как раз таки в том, чтобы ничего не менять? Чтобы научиться довольствоваться тем, что мы имеем?

– Ты действительно так думаешь или пытаешься убедить меня?

– Пожалуй, я пытаюсь убедить самого себя, – признался я.

– Комфорт – это медленная смерть. Мир движется вперед лишь благодаря тем, кто никогда до конца не удовлетворен. Жизнь – это движение, перемены, риск, потери, открытия. Существовать – уютно и тепло. Жить – страшно и захватывающе.

Вера закуталась в кардиган и натянула рукава на кисти рук. Воздух стал прохладнее, подул легкий ветер. Мы снова зажгли по сигарете и молча смотрели вдаль, потерявшись каждый в своих мыслях. Кто она? Как сюда попала? Интересно, у нее тоже серая или черная машина, как у всех? Нет, наверняка она ездит на велосипеде. Однако вместо того, чтобы задать ей эти вопросы, я сказал:

– В таком случае я существо, мечтающее жить.

– Как многие. На то, чтобы жить, нужны смелость, самоуверенность и доля сумасбродства, а этим обладают далеко не все. Тебе не кажется?

– Моя бабушка очень любила смотреть фигурное катание по телевизору, – игнорируя ее вопрос, начал я. – Как-то раз мы с ней несколько часов кряду просидели у экрана и наблюдали, как спортсмены в блестящих костюмах скользят по льду. Мне тогда было лет десять. Когда она отправилась отдыхать, я надел на ноги ее домашние тапочки с гладкой стертой подошвой и заскользил по паркету. Размахивал руками и воображал себя великим фигуристом. Я прямо чувствовал на своем лице свет софитов, ощущал прикосновение лезвий коньков ко льду, слышал гул аплодисментов. Я ясно видел себя там, среди тех, кем восхищаются. И меня переполнило безграничное счастье. Я до сих пор помню это чувство. Оно было таким острым, что на глазах выступили слезы – не от тщеславия, а от радости. Я представлял, что нашел свое призвание. Не поддавался никаким сомнениям, а просто делал именно то, что должен был делать. Я чувствовал себя нужным.

Вера не отводила от меня светло-карих глаз, излучающих необъяснимое тепло.

– Именитым фигуристом я не стал, – продолжал я. – Но навсегда запомнил упоение, которое наполнило меня в тот день. Иногда мне кажется, что я вот-вот снова испытаю его, но этого не происходит.

– Что мешает тебе?

– Меня постоянно мучает чувство невыполненного долга. Я мысленно создаю списки дел, иногда переношу их на бумагу, чтобы выгрузить из головы, но и это не помогает. Каждое утро начинается с обширных планов, половина которых под вечер так и останется невыполненной. Мои мысли и желания развивают невероятную скорость. Иногда кажется, что у меня в голове некое подобие мельницы, в которую постоянно нужно подбрасывать зерно. Когда она крутится впустую, механизм сбивается.

– В чем заключаются твои обязанности?