Многие думают, что хулиганская жизнь главаря любой банды на улице безоблачна и безмятежна. Они ошибаются. Во-первых, у каждой шоблы должна быть своя территория. Во-вторых, для того чтобы тебя уважали, надо защищать свою территорию и претендовать на соседние и, наконец, в-третьих, нужно постоянно придумывать нескучные занятия для этой своей шоблы.

Все члены уличной собачьей шайки по очереди обнюхали и потёрлись о меня с разрешения главаря, которым оказался старый потрёпанный пёс дворовой масти, обильно замешанной на кровях афганца, кавказской овчарки, стафа и ещё нескольких древних и диковинных зверей. Мне даже подумалось, что в нём могла течь частичка крови динозавров. В общем, поскольку у меня в анамнезе не было нескольких поколений кинологов, то я определил для себя его как метиса овчарки и чёрта. В своей стае он обладал не то что правом вето, а настоящим непререкаемым авторитетом матёрого рецидивиста. Его яйца покорно обслуживали несколько довольно молодых сучек. Ещё несколько постаревших шавок крутились вокруг него по старой памяти в тусклой надежде поймать благосклонный взгляд главаря. Так и жили бедные животные во страданиях.

В собачьих породах он тоже не очень разбирался, поэтому во мне главарь стаи намётанным взором сразу опознал молодого, неопытного и беспризорного. Он не стал спрашивать пса, который меня сопровождал, с холодной и жестокой тоской, переходящей в обыкновенную предъяву: «А на х…я ты мне его привёл?», а просто пометил меня своей омолаживающей жидкостью и я дурной собачьей головой на самой тонкой извилине понял, что теперь мне придётся беспрекословно шестерить в его «банде». Главарю нужны были бойцы для будущих сражений и он уже несколько недель набирал их по всем окрестным дворам.

Мне пришлось научиться пятиться и быстро выходить из торжественного оцепенения. А со стороны я был скорее похож на обосравшегося дикообраза, чем на здоровенного кобеля: весь такой грозный, иголки во все стороны, а в глазах ужас. У нормального человека утро должно быть конечно же тяжёлым, но не на столько же! За короткое время я стал собакой и теперь был вхож в мир сомнительных и одновременно характерных «товарищей». Возникало ощущение, что меня кто-то от души послал к чертям собачьим, и это послание каким-то образом воплотилось материально и довольно матерно. Поэтому мне тогда ещё казалось, что отчаянно хочу вернуться в свою привычную человеческую возню. И я нуждался в каком-то прочно успокоившемся пространстве безо всяких таких мыслительных фантазий. Не удивительно, что на моих огромных собачьих губах застыл вопрос: «ПОЧЕМУ?», который я теперь не знал кому задать.

– По известной склонности Бога к саркастическим поступкам, – ответил кто-то в человеческой части моей головы.

– Но я же в него не особо верю!

– Ну вот, наверное, поэтому.

– Это плохая шутка!

– Ну уж, какая есть…

Этот диалог непонятно кого со мной, тоже непонятно каким, на этом и закончился. Мне нужно было срочно вживаться в новый образ. И тогда я вспомнил свои попытки изображать животных в школьном театре. Теперь я понимал насколько это было убого и нелепо. Животные – это что-то совсем другое. И собаки вынуждены жить среди людей, сохраняя свой потаённый мир в себе, скорее изображая из себя домашних животных, по сути таковыми не являясь, и оставаясь никем по-настоящему непонятыми в этом своём пожизненном спектакле. По ощущениям, стая собак больше похожа на какое-нибудь землячество людей из центрально-африканского государства в Москве или в Европе с той же степенью ассимиляции в местную культурную среду.