Другая жизнь Александр Жарких

Чаще всего человек покидает этот мир навсегда. И как бы ни был хорош тот мир, который ждёт нас впереди, те ощущения, что испытали в этой жизни, больше мы не испытаем никогда. И хотя мы уходим отсюда безвозвратно, нити, которые связывают нас с живыми людьми, не рвутся.

Вольф Мессинг

«Какое дело мне, о чем собака лает?..» Немецкая пословица

1. Пёс

Как инфаркт, после которого не удалось умереть.

Как смех, который на самом деле – истерика.

Как неловкость после пошлого анекдота.

Как на прогулке с собакой поскользнулся на чьём-то говне и, не успев как следует насладиться оборотами нашего могучего и жгучего, ещё в полёте понимаешь, что в дополнение ко всему тебя уже начинает обрызгивать с ног до головы триумфально проезжающая мимо машина, потому что рядом с обочиной была глубокая лужа и долго посидеть в говне с открытым ртом не удастся.

Это – … кстати, вот только что было про собаку…Вот, про собаку я и хотел сказать. Собаки у меня не было, только хотел завести. Не поверите, но теперь я сам собака. Да, я – собака! Был человеком, а стал собакой! Как это случилось? – спрОсите. А вот, как об этом написано немножко выше…И будет написано немного ниже. (Хотя, куда уж там ниже?)

Некоторые, конечно, могут предъявить мне, что я и до этого был тем ещё кобелём. Однако в своё оправдание могу сказать лишь то, что на меня всегда правильно действовало перекидывание женской правой ноги на такую же красивую левую, и быстрое без остановки перекладывание сидящих напротив меня ног в обратную сторону. Наверное это действовало сексуальное облучение голыми женскими коленками на мой уязвимый мужской речевой аппарат, который в спокойном состоянии обычно внутренне наполнен грязными эвфемизмами, но, получив почти смертельную дозу такого облучения, мог выдавать только существительные, обильно обработанные ласкательно-уменьшительными суффиксами и гормонально приправленными предлогами, которые неизменно вели к убедительно-успокоительным глаголам, не терпящим никаких возражений.

Отличные женские ноги всегда подразумевают приключения и возможности. И многих приводят потом просто к родным коленям. Но не всегда. Бывает, что колени фыркают, уходят сами и всю красоту уносят с собой, даже не успев надеть колготки, которые в скатанном виде остаются лежать на постели обиженной серой мышкой. Студентом мне приходилось соблазнять и на спор и на скорость всех этих мышек.

Но это всё ощущения с воспоминаниями, или наоборот. А суть в том, что однажды я проснулся на улице от утреннего холода. И не пил, в общем-то, почти ничего накануне. Ну, так, может, самую малость по тихой грусти. И был в гостях, можно сказать… у приличной женщины, которая позвала меня на котлеты. И мы с ней исповедовали исключительно конфетно-букетный секс в вежливой форме. Так, вот, я проснулся, а понять ничего не могу…

Голова болит, руки болят, ноги. И болит, кажется, даже то, чего у меня раньше никогда не болело. То есть совесть. Нос, вообще, распух. Но я его не вижу: не могу сфокусировать зрение. Глаза смотрят в разные стороны под тупым углом друг к другу. Но, главное – не это. Главное – меня сводят с ума запахи. Много запахов. Взрыв запахов. Просто вонища какая-то! Пахнет всё и отовсюду. Бешено бьётся сердце, я задыхаюсь, словно зашёл в душный салон парфюмерного магазина накануне Восьмого марта.

Но дурманила меня не удушливая парфюмерия. В этом публичном салоне особенно сильно воняли люди и машины. Причём, машины стояли и воняли молча, а люди разговаривали где-то неподалёку. И те и другие воняли своими природными запахами: резины, бензина, масел, водочного перегара, мужского пота и других жизненно необходимых им жидкостей. И было понятно, что этих жидкостей им всем не хватает уже давно. И людям и машинам. Люди мучались отсутствием так не обходимых им природных жидкостей где-то совсем неподалёку. Но я их не видел, а слышал носом и ушами: это были мужчины. Запах мужского пота, своего и чужого, я знал хорошо по занятиям в спортзале, ну и по всяким другим занятиям тоже. Расстояние до разговаривавших между собой мужчин никак не удавалось определить, глаза не понимали, что видят, изображение никак не хотело собираться в картинку. Нет, вообще совсем не то хотел сказать: меня беспокоила ещё одна какая-то всепоглощающая боль, которую до этого я даже не мог себе представить.Болело сердце, голова, мысли, печень, кожа, болела съеденная накануне пища и выпитая жидкость тоже болела… И всё это чесалось.Постарался всё-таки сфокусировать зрение, напряг непонятно какие мышцы и… Лучше бы я этого не делал!

Оказалось, что промеж глаз у меня торчит и выдаётся далеко вперёд что-то большое, мохнатое, с чёрным набалдашником на конце. Ужосс! – Кто надел на меня эту дурацкую маску и зачем?..

Я попытался снять с лица эту штуку, но руки меня не слушались. Движения оказались неадекватными моим намерениям. Тогда я наклонил голову и посмотрел вниз, с усилием собирая глаза в правильном направлении: попробовал снова пошевелить рукой. Но руки-то и не было!.. Шевелилась какая-то тёмно-коричневая лапа с большими когтями, безвольно лежавшая на асфальте. Другая рука была точно такая же… Да, мы люди дикие и непонятные, но не до такой же степени! Такое я даже под стаканом не смог бы себе набредить… Вдруг повеселила мысль: хорошо, что хоть не копыта.

Вот тут меня будто ожгло и подбросило вверх, словно взрывной волной, как Майкла Макдауэла в фильме «О, счастливчик», когда он увидел живую свинью с человеческой головой – жертву чудовищных экспериментов по выведению породы сверхвыносливого человека в далёкие семидесятые годы. Но он-то увидел это внутри фильма, а я… Злокачественная догадка прожгла всё моё тронутое сумасшедшим волнением тело, с трудом приподнявшееся с асфальта. Это была догадка о том, что по всей вероятности никакой СНИЛС мне теперь не поможет… А кто поможет?..

Моя внезапная движуха, видимо, царапнула периферийное зрение стоявших на удалении двух людей в полицейской форме. Они повернулись, и я совершенно определённо услышал, как один сказал другому, показывая на меня:

– Еб…чий случай, смотри, какая псина здоровенная! И без ошейника… Потерялась или выгнал кто… На питбуля похожа.

– Так это и есть питбуль! – подтвердил другой, – Да, только чёрного окраса с голубыми глазами и большой какой-то слишком… Как говорила моя мама, вырос таким в результате неурядиц в семье.

– Ты пошути у меня ещё!.. И где участковый?

– У нас в отделе сказали: в отпуске.

– А кто поквартирный обход будет делать?.. И где этот, который труп обнаружил? Ну, который в шесть утра здесь с собакой гулял?

– Где-то был… с собакой… А поквартирник наши ребята уже бегают.

– Так, дождись следака и чтобы после обеда у меня в кабинете с докладом стоял!

– Есть, товарищ майор!

– И уберите наконец этого… питбуля!

«Погодите!.. Какой на хрен питбуль?.. Какая собака?.. Я не могу быть СОБАКОЙ! Мне ж сегодня на работу!..» – Подумал я тогда, по правде говоря, уже ощущая едкий собачий запах, как свой собственный. Зрение с трудом удавалось сфокусировать на этих двух мужчинах, как на источнике самых громких звуков. Я видел, как тот, который майор, сел в машину и уехал, а тот который с ним разговаривал, достал сигареты и закурил. Мне тоже сразу захотелось. Надо подойти и стрельнуть сигарету. Двинуться с места у меня получилось с большим трудом, ноги налились какой-то непонятной тяжестью и руки тоже… Господи, неужели я ползу? Голова тяжёлая – да, но ползать по асфальту на глазах у других людей мне ещё не приходилось.

«Да, нет же, я сейчас дойду до дома, залезу под душ, отмоюсь и не буду так вонять! Смою с себя всю эту дурацкую собачатину!..» – «Кстати, а где это я? Где мой дом?». – Осторожно поднимаюсь, чтобы не рассыпать образовавшуюся картинку.

Огляделся. Двор с какими-то очень высокими панельными домами был мне не знаком. Ладно, дорогу домой я как-нибудь потом найду… Мне бы с походкой разобраться. – Хотел выпрямить спину и встать на ноги – но, спина не выпрямлялась, и я по-прежнему стоял на четвереньках. Попробовал ещё раз – то же самое…

Поза, конечно, интересная. На улице – может, даже, неприличная. Пытаюсь улыбнуться от этого дурацкого конфуза. И тут у меня изо рта вываливается большой длинный язык. Собачий! И капает тягучая слюна… – Господи, неужели я и впрямь СОБАКА?.. Вернее ПЁС? И то, что у меня на носу – это и есть сам нос, огромный мохнатый, с чёрным набалдашником? Он же закрывает мне половину нижней полусферы обзора… Да, и ещё: раз я пёс, значит сзади должен быть хвост!.. Так, смотрим: хвоста, вроде, нет. – Значит, мне его уже купировали когда-то… Господи, что я говорю!.. То есть, извините, думаю…

И, потом, я хоть весь в чужой шерсти, но совершенно же голый! И стою на улице у всех на виду в двусмысленной позе. И у меня даже нет хвоста, чтобы прикрыть… Ну, вы понимаете, что.

А вон, и одежда моя валяется. И ботинки тоже. И мобильник из кармана вывалился. – Небольшая, креативно разбросанная куча. И выглядит как впечатление бомжа от витрины модного бутика. Но я-то не бомж. Подошёл и по-собачьи понюхал: да – моя. Кто же меня раздел-то? И зачем? Спросить бы кого…

– Эй!.. Товарищи!..

Или уже граждане?

В конце концов, собаку, которая сидела без хозяина и коротко лаяла у мобильного телефона и кучки мужской одежды заметили…