– Ты смотри! Она ещё и гавкает на нас. Вон там охранник из фитнес-центра стоит, крикни ему, чтобы отогнал собаку от вещдоков, труп, может быть криминальным… Да, и записи с камер, которые у них на улицу торчат, надо потом посмотреть, – это уже давал указания тот, который курил, подошедшему к нему помощнику в штатском.

– Да уберите же эту собаку!

«Я же пёс!.. Тьфу ты! Да нет, не может быть! Ну какой я пёс?.. Я ведь, совсем не помню своего пёсьего прошлого, зато прекрасно помню человеческое… Так, ну вот же мой телефон? Сейчас самое время позвонить… Кому?.. Кто мне поверит?..

«Ну вот, я уже уверенно вписываюсь в картину окружающего меня абсурда. Добротный сюр как цитата из какого-то фильма…» – мелькнуло в голове. И не похоже это на приступ белой горячки несмотря на обилие схожих деталей. Ощущение бреда усиливалось. Растление мозга какое-то! И очень напоминает внутренний туризм – ну это, когда крыша поехала. – Злился-то я прежде всего на себя: хрен с мочалкой знает, где так нагрешил. Нет, тот, который без мочалки, наверняка, тоже ничего не знает.

До этого жизнь у меня была вполне нормальная. Не собачья… Хотя по человеческим меркам…Я родился в Москве, учился там же. Выучившись непонятно на кого, работал – там же, в общем-то, непонятно кем. Вроде бы что-то делал на работе, говорили даже, что-то хорошее. Главное – на работу ходил и деньги получал. Родители своевременно одарили меня однокомнатной квартирой в Новой Москве, но тоже, район был такой – непонятно где, на самом деле. Много специфики. Из нового: хулиганов менты там тоже обычно принимали за людей.

Я любил родителей, по-своему любил, но они в это почему-то не верили. Я не любил своих соседей, и они в это верили, но это – чистой воды снобизм. Они были просто другие. Мои соседи, да. Время шло и сначала активно, а потом не очень, я начал искать женщину для дома, для семьи. Всё там же, в Москве и ближайшем Подмосковье. То есть, непонятно где и непонятно у кого. Поиски затянулись. Так и не женился. Может быть я боялся , что когда-нибудь мне скажут: «Дорогой, я беременна, скоро у нас будет серая жизнь, разрушенные мечты и много кредитов». Или просто не хотел, хотя, если бы ситуация совсем вышла из-под контроля, готов был. В общем, в связях состоял, но замечен не был.

Ещё были мечты разбогатеть. А у кого их не было? Хотя, бывали и моменты, когда совсем не хотелось жить, а умереть к чертям собачьим. Но, видимо, благодаря моей начитанности спасало понимание, что планировать непродолжение собственной жизни – это какое-то страшное извращение. А извращенцев я не любил. Или – это у меня самого было такое извращение от постоянного внутреннего страха. Перед своей «правильной» жизнью. Постоянно хотелось чего-то другого, яркого и запоминающегося.

Друзья? – Друзей было мало. Как-то коротко теперь стали дружить люди. Подружат, подружат, поездят с тобой на шашлыки, на модные тусовки, приучат к себе, налайкают в чатах всякого, а потом незаметно исчезают. Общение в соцсетях, наверное, потому так и стало популярно, что его можно в любой момент оборвать. Причём, иногда на самом интересном месте. Такое общение сродни асфальту на наших улицах – все им пользуются, широко, ровно, плоско и ненадолго, так, сходить прогуляться немножко. Теперь-то я знаю, что жизнь тоже можно в любой момент прервать. И тоже – на самом интересном месте.

Иногда, мне даже казалось, что я жил не по своей воле, а больше по желанию родственников. Им всегда что-то от меня было нужно. Даже, когда мне самому это совсем не было нужно…Нужно было, чтобы я закончил школу, а потом и Универ. Хотя школа у меня была такая, что никакую теорию Дарвина там преподавать было не нужно. Межвидовая борьба и происхождение от обезьян были совершенно очевидны. Универ тоже скорее удивлял, чем радовал. От всего этого во мне накапливалась какая-то латентная истерика протеста и появлялось депрессия, от которой хотелось запереться дома. Но депрессия – это когда хочется домой, а ты уже дома. В итоге мне уже не хотелось менять мир, и даже не хотелось построить какой-то свой, основанный на понимании между людьми, альтруизме, доброте, юморе и взаимовыручке. «Как же хорошо, что я вырос. И мне уже не надо вставать в школу в восемь утра» – думал я, вставая на работу в семь утра и боясь опоздать. Накопились по жизни уже и некоторые плохие воспоминания, но память, как у всех, старалась стереть их, чтобы потом не оцарапаться обо что-то страшное.