— Откуда же такая уверенность? — удивилась врач.

— О, господи, — теребила та сумочку, — потому что вы лично это подтвердили. Не думала, что это придётся говорить...  но это был мой муж.

— Вот как? — ещё сильнее удивилась врач.

— Да, но вас это не касается, — осадила её мать. — Давайте уже перейдём к более насущным вопросам. Завтра мы должны закончить приём таблеток. Произошедшее ведь не повлияет на процедуру? Прошу учесть, что в сложившихся обстоятельствах это очень важно. Ещё одной порции проверенной спермы у меня, возможно, не будет.

— Нет, нет, об этом не может быть и речи, — твёрдо заявила врач. — Такой стресс для организма. Повреждения. После первого полового акта я рекомендовала бы обязательно подлечиться и сдать повторно все анализы. Я не могу гарантировать…

— Что? Опять анализы? И опять всё сначала? Это сколько же времени будет упущено, — зашипела мать и зло повернулась ко мне. Обожгла, чуть не испепелила взглядом, и опять повернулась к врачу. — По-вашему, мы зря наращивали эндометрий?

— Простите, — вмешалась я. — Но я ничего не понимаю. О чём вообще этот разговор?

— Татьяна Владимировна, вы что до сих пор не сказали? — округлила глаза врач.

— Не сказала о чём? — я смотрела на их лица по очереди. И они мне очень… очень не нравились.

— Ну это уже, простите, ни в какие ворота, — поправив очки, встала врач.

— Ну-ка, сядь на место, — приказала мать таким тоном, что та послушалась. А мать, наоборот, встала. — Я плачу вашей клинике не за то, чтобы какая-то, — она смерила её презрительным взглядом, — в белом халате мне указывала. Не для того вытаскивала сына вашего главврача из передряги. За «спасибо», между прочим. Но вижу, подписанные в её кабинете договора для вас не указ. — Возвышалась она богиней правосудия над маленькой женщиной, примерно одного с ней возраста. — Или вам надоела ваша работа?

— Татьяна Владимировна, — часто, беспомощно моргала та под очками. — Суррогатной матерью в принципе не должна быть нерожавшая женщина. Но раз особых противопоказаний к этому нет, вы сами её нашли, и мы заключили трёхсторонний договор, — она испуганно глянула на меня, — то, конечно, мы проведём процедуру. Но не без согласия же девушки. А ваша дочь, похоже, находится в совершеннейшем неведении.

— Договор она подписала? Подписала. Остальное я уж как-нибудь решила бы с ней сама, после того как, — в гневе она повернулась ко мне. — Но ты, конечно, не могла всё не испортить.

— Я?! — подскочила я. — Я всё испортила?

— Ну я же не глухая. Врач сказал: по обоюдному согласию.

— По обоюдному согласию у них было с твоей горничной, — схватилась я за спинку стула. — А может быть и с кухаркой, и с уборщицей, этого лично я не видела. А вот горничную видела. И стонала она, скажу тебе честно, погромче, чем ты.

От очередной пощёчины меня защитил вовремя поднятый ножками вперёд стул. Но говорить я не перестала.

— И знаешь, нет. Это был не твой муж. Но секс действительно был по обоюдному согласию. Там да. А вот быть инкубатором для ваших с мистером Большой Член детей я не соглашалась. Так вот зачем… — качала я головой и не могла поверить. Вот зачем она меня позвала, поила этими чёртовыми лекарствами, держала в изоляции.

— Простите, — обогнув по широкой кривой снова поднятый мой стул, схватила мать меня за рукав. — Давай-ка мы обсудим это без свидетелей.

— Не сейчас, — поставив стул, оттолкнула я её руку. — Сейчас у меня есть вопросы к врачу.

— Хорошо, хорошо, — неожиданно произнесла она таким знакомым елейным голоском, словно что-то задумала. — Я подожду тебя внизу. Дома поговорим. Алла Константиновна, до встречи.