– Укусила тебя? – спросил сорвавшийся с места Тишенька.
Он хотел приблизиться к старшей сестре, но в тот же момент младшая сползла со стула на пол и начала биться в истерике, завывая так громко, что у Игоря заложило уши. Кошатник покачал головой, шипяще вздохнул и неуклюже перевесился через подлокотник лавочки к Вералике. Рука, держащая дымящуюся трубочку, лежала на его толстом колене, на полосатой засаленной материи штанов.
– Эй, красавица, – ласково заговорил с внучкой Кошатник, – а ну не реви. Всех кошек распугала. Ну, что это такое?
Тишенька сел на корточки перед распластавшейся на полу сестрой и позвал, проговаривая по слогам:
– Ве-ра-ли-ка! – и заговорил с ней ласково: – Василина не даёт тебе рисовать? У-у-у, какая плохая Василина. Но а ты – зачем её цапнула? Ты же не собака, ну? Вон, даже Грета – собака, а никого же не кусает. А Василине больно. А вот если я тебя укушу – тебе же тоже будет больно? – и тут Тишенька с корточек резко вскочил на четвереньки и начал звонко лаять, как настоящая собака. – Рр-ваф! Р-ваф!
Из темноты его лай подхватила сторожевая, Грета.
Вой Вералики затих. Всё ещё красная, она также поднялась на четвереньки и начала лаять на Тишеньку в ответ. Кошатник над ними забулькал отрывистым, как икота, смешком. Василина засмеялась, когда Тишенька, не поднимаясь с четверенек, погнал Вералику по террасе в дом. Засмеялась, увидев их, и вышедшая из дома Виолетта, когда они, пробегая мимо, чуть не сбили её с ног в дверях.
– Ну что за выдумщики, а! – весело приговаривал им вслед Кошатник.
Потом, оказавшись один на один с Игорем в прихожей, Виолетта объясняла ему:
– Вераличка – особенный ребёнок, с ней очень сложно. Ей уже семь, а она не говорит, живёт в своём мирке. Для неё как будто ничего вокруг не существует. Из нас только у Тишеньки получается найти с ней контакт. Его она слушается. Василина всё пытается найти ключик: читает ей вслух, думает, что так Вералика быстрее заговорит, водит её к специалистам, записала в специальный кружок для таких детишек, научила считать и, кажется, даже – читать… Но с этими истериками она справляться не научилась, а они случаются непредсказуемо.
Игорь слушал и молчал, вспоминая, что ему говорила Василина в саду. Но Виолетта – лесная фиалка, в белом кружевном сарафанчике… На лицо как две капли воды с сестрой, но в то же время – совершенно на неё не похожая. Это к ней он шёл, ей принёс букет фиалок. Она сама дала этот адрес. Как нелепо теперь – когда он остается в её доме… К ней нельзя прикасаться. Заговаривать с ней, вероятно, тоже нельзя. Но нежная Виолетта – первая девушка в его жизни, кто вызвала в нём такой странный тёплый трепет. Теперь – так…
Может быть, строгие сапфировые глаза ничего не заметят? Не будет же их всё время преследовать чёрная тень?
– Ладно, пора, – сказала Виолетта. – Я принесу тебе постель.
Вопреки заверениям Игоря, что он справится сам, сёстры хлопотали, застилая ему постель. До того комната пахла сырой пылью и нежилым пространством, но взбивая перину, Василина стряхнула пыль, а Виолетта на своей коже внесла нежный аромат фиалки. Игорь просто стоял в стороне и наблюдал за их движениями – как наклоняется Василина и её ладони разглаживают и подтыкают ситцевую простынь, как Виолетта, распространяя флёр цветочного аромата, натягивает на подушку клетчатую наволочку. Каждое её движение сопровождалось шуршанием колокольчиков на запястье. Постельное бельё, которое они достали, явно всё было из разных комплектов, но при этом ситцевая простыня, клетчатая наволочка и однотонный, с тиснёным узором пододеяльник каким-то чудом прекрасно сочетались между собой.