— Ну что же ты замер, милый? Идем… уединимся…

Грозный раскусывает мое притворство как по щелчку, что бы я ни нашептывала, мой недовольный взгляд не скрыть ни под какими масками.

Он возобновляет шаг, так и ничего не ответив.

Крадусь следом.

На втором этаже три спальни уже заняты вещичками друзей свободная лишь самая дальняя. Комнаты, предназначенные для взрослых, одинаковые по обстановке и отличаются только мелкими деталями и цветом. Нам достается в красных тонах. Цвет страсти, как раз для нас с Грозным!

Прикрываю дверь в комнате, чтобы никто из посторонних не услышал наш разговор.

— С какой стати ты представляешь меня друзьям своей женщиной, если это не так?

Демид бросает сумки у кровати и хмуро оборачивается.

— А что я должен был им сказать? Что ты моя названная сестра? Подружка?

— Неплохая идея! По крайней мере, нам бы ни пришлось спать в одной постели.

Конечно, я не испытываю к Грозному какого-то омерзения. Он очень привлекательный мужчина, а если снимет футболку то, вообще похож на бога, однако эта завораживающая внешность все равно не заглушит здравые аргументы в моей голове насчет того, что нам друг от друга лучше держаться подальше.

Мужчина немного устал с дороги. Тяжело выдохнув, садится на постель и смотрит на меня исподлобья.

— Я просто хотел порадовать Машу. Она подарила мне игрушку, и я решил отплатить ей за добро. Без скрытых смыслов, Юль. Я хочу купить ей конную прогулку на нормальных лошадях, подняться в горы и показать всю красоту природы. Вдоволь накормить мясом, сладостями.

Очень внимательно смотрю в его глаза. Вроде не врет.

— Но Алиса расселила меня и дочь по разным комнатам. Знаешь, Маруська может заскучать по маме и…

Договорить не получается.

Демид перебивает меня каким-то надсадным смехом…или воем? Словами не описать. Но реакция такая, будто Грозный мне уже второй час объясняет, что дважды два – четыре, а я все не могу взять в толк и спорю, что шесть.

— Да Маше плевать на тебя сейчас! Она занимается своей интересной детской жизнью. И это великолепно, так и должно быть. Не заражай девочку своей тревогой. Соскучится по тебе – придет. А я сразу же отправлюсь спать в кресло на первом этаже.

— А можно ли это организовать сразу? — потираю ладошки, и вся в предвкушении замираю.

— Нет нельзя. Спать сидя я буду только в крайних случаях.

Хлопнув себя по коленям, встает с постели.

Медленно подходит.

Он не понимает, чего я боюсь, что за странный холод покоится в глубине моих глаз и от этого у мужчины на душе лежит камень, который тяготит Грозного. Демид и рад бы скинуть его только не знает как.

А рядом со мной ему приходит на ум единственный верный способ. Он не держал меня в объятьях уже несколько лет, но сейчас молча и без лишних слов или комплиментов сгребает и крепко прижимает к себе.

Дыхание разбивается о ткань его куртки. Она все еще не согрелась от мороза, но я не чувствую холода.

Под ладонью, что я успела выставить и упереться ей в корпус, чтобы хоть как-то отвоевать границы, зарождается странное тепло, кончики пальцев покалывает, словно я слишком долго держала руку в ледяной воде.

Я не обмякаю в его объятьях, всецело отдаваясь на милость, но и не отталкиваю.

Только замираю в неведенье и кажется, что вместе со мной стрелки настенных часов, что за секунду до этого бесперебойно тикали, тоже замедлили свой ход.

— Юль, давай забудем все прошлые обиды хотя бы на эти короткие два дня? Просто отдохнем, так как чувствуем?

У меня нет обиды на Грозного, но я невольно вспоминаю серые стены послеродовой палаты. Как Демид жадно смотрел на малютку – крошечную Марусю, которую принесла медсестра и выдавала за чужого ребенка, чтобы уберечь нас с дочерью. Как Грозный обманулся моими слезами, ложно подумав, что я скорблю по утрате.