И затем… жертва. Она сосредоточилась на своем голосе. На своей способности петь песни, способные укрощать течения, успокаивать морских чудовищ, общаться без слов на огромных расстояниях. На своей связи с магией звука, что была неотъемлемой частью ее русалочьей природы. Это было самое ценное, что у нее было, кроме самой жизни.

Как только ее намерение обрело четкость, Сердце Перехода вспыхнуло ослепительным, радужным светом. Волна обжигающей магии хлынула из него, пронзая Лиру насквозь. Боль. Она была не похожа ни на что, что Лира испытывала раньше. Не боль от раны или ушиба, а боль перестройки, распада, перерождения.

Ее тело выгнулось в дугу. Хвост – ее гордость, ее сила, ее символ – начало гореть, словно его опаляли тысячи крошечных огней. Чешуя отслаивалась, кожа трескалась, кости скрипели и ломались, меняя свою форму. Чудовищная, разрывающая боль пронзила ее нижнюю половину тела, когда хвост начал разделяться. Это было ощущение, будто ее разрывают надвое, а потом собирают заново из незнакомых, неправильных частей.

Одновременно с физической болью накатила и другая – боль утраты. Из ее горла, из груди, из самой глубины ее существа, вырывали нечто невидимое, но ощутимое. Ее голос. Ее песни. Ее способность к телепатии. Эта потеря была как ампутация души. Она чувствовала, как эта часть ее уходит, впитывается Сердцем Перехода, оставляя после себя пустоту и давящую тишину внутри.

Свет от артефакта становился все ярче, заполняя пещеру, отражаясь от стен и дна, создавая калейдоскоп боли и магии. Течения вокруг нее закручивались в безумный водоворот, отвечая на мощь ритуала.

И затем… память. Она почувствовала, как что-то холодное и чужеродное проникает в ее разум, вытесняя, стирая, запечатывая воспоминания. Лица – родителей, друзей, учителей – становились размытыми. Образы Аквариса – дворца, коралловых садов, знакомых пещер – тускнели, превращаясь в смутные тени. Знание о том, кто она, откуда пришла, почему здесь – ускользало, как песок сквозь пальцы. Осталось лишь ощущение, что она *кто-то другой*, что ее *дом* – где-то там, наверху, и что она должна туда попасть. И давящее чувство потери, которое она не могла объяснить.

Боль достигла крещендо, а затем внезапно оборвалась, оставив после себя лишь дрожь, слабость и ощущение, будто она разбита на мельчайшие осколки. Свет Сердца Перехода померк, и он перестал пульсировать. Ритуал завершился. Цена была заплачена.

Лира рухнула на каменный выступ, ее новое тело было тяжелым, неуклюжим, не предназначенным для воды. Там, где раньше был сильный, гибкий хвост, теперь были две тонкие, слабые конечности, сгибающиеся в двух местах. Она попыталась пошевелиться, но мышцы не слушались. Попыталась издать звук, но из горла вырвался лишь тихий, хриплый выдох. Безмолвие. Настоящее, абсолютное безмолвие.

Она была слаба. Уязвима. Память была туманом. Кто она? Где она? Что произошло? Осталось лишь одно непреодолимое желание – выбраться из воды. Вода, ее родная стихия, теперь казалась чужой, пугающей, даже враждебной. Она чувствовала холод, которого раньше не знала, и давящую тяжесть, которой не должно быть.

Где-то над головой, сквозь толщу воды, пробивался тусклый свет. Там был другой мир. Мир, за который она заплатила своим голосом, памятью и силой. Мир, где она теперь должна была найти свое место, не помня, кто она есть.

Собрав последние крохи воли, преодолевая слабость, боль и страх, Лира повернулась и поплыла к свету, к поверхности. Ее перерождение завершилось. Дочь Глубин оставила свой дом, став незнакомкой в чужом мире.