Выйдя на улицу, Максим сразу заметил подозрительного мальчишку в кепке, примерно своего ровесника, который прятался за деревом.

Максим видел его вчера у гимназии. Незнакомец как будто бесцельно шатался по тротуару, но, заметив Максима, точно так же быстро скрылся.

Максим шёл по 14-й линии Васильевского в сторону Среднего проспекта, у деревянного особняка обогнул остановившуюся на тротуаре пару – степенного господина и роскошную даму. Указывая тростью на верхний этаж противостоящего здания, мужчина говорил:

– А вот в этом доме, душа моя, жил Чартков, вон там, прямо под крышей.

– Который Чартков?

– Ну как же, художник, гоголевский Чартков, «Портрет».

– Ах, да, конечно.

– Хи-хи! – раздалось сзади.

Максим остановился и оглянулся.

Рядом стоял тот самый мальчик. И откуда взялся? Теперь стало возможным его разглядеть. Потёртая коричневая кожаная куртка, слегка широковатая в плечах, синие штаны из чёртовой кожи, короткие сапожки с отворотами, вокруг шеи – серый шарф, концы которого свисали чуть не до колен, из-под кожаной же кепки беспорядочно выбивались светлые пряди волос. На немного квадратном лице светились огромные голубые глаза, обрамлённые густыми и длинными рыжеватыми ресницами. С виду он был на год младше Максима.

– У Гоголя вовсе не указано, где жил художник Чартков, – пояснил мальчик. Голос у него оказался высоким, с небольшой хрипотцей. – Сказано только, что на Пятнадцатой линии, да?

От его бесцеремонности Максим слегка смешался.

– Признаться, не читал, извините, – сказал он и двинулся дальше.

Через несколько шагов оглянулся. У незнакомца был потерянный вид. Максиму отчего-то стало немного совестно. Он вздохнул и продолжил путь.

На следующий день Максим по пути к Лосеву уже нарочно высматривал незнакомца. И тот не замедлил появиться.

– Постойте, да постойте же, а! – теперь он догонял Максима, прихрамывая и смешно размахивая руками.

Максим остановился и картинно нахмурился:

– Вы мне? Что такое?

– Послушайте… Вы ведь – Максим, да?

– Допустим.

– Извините…Меня зовут Николь… Николь Ленц, я… я… – мальчик заметно волновался и ко всему никак не мог отдышаться.

– В смысле, Николай? Если по-русски, по православному?

– Д…да…

Фамилия немецкая, отметил про себя Максим, и как будто знакомая. И вслух спросил:

– А вы кто?

– Вы только выслушайте меня, пожалуйста, не уходите. А?

– Да что вы, извольте. Я никуда не ухожу.

Мальчик немного отдышался и быстро заговорил:

– Я тоже интересуюсь космосом, и особенно Марсом. Простите, что так сразу. Вы меня не знаете, но я вас знаю.

– Мы из одной гимназии?

– Нет, я в частной. Вернее… – мальчик замялся. – Больше не учусь. Уже больше года. Сначала – больница, а потом отец…, его больше нет. Отец был инженер, он создал двигатель, необычный, таких нигде не строят, и совершенно закончил, просто не успел испытать.

– Постойте-постойте, ваш отец…

– Клаус Ленц, его арестовали с вашим дядей.

– Боже мой, ну конечно! Как же я сразу-то… Инженер, который сделал бомбу. Дядя его по Мюнхену, по университету знал.

– Вспомнили, да? В газетах писали про бомбу, но это неправда, бомбу делал не он, он строил двигатель, папу арестовали по ошибке, а теперь всё, он умер на каторге, он болен был, мне только сообщили, а мамы у меня тоже нет, и никаких родственников, кто бы мог взять опекунство, так что теперь меня отправят в приют. Зачем меня в приют, а?

– Вот оно что! Понятно… Скверные дела. Поверьте, я вам сочувствую. А средства у вас есть жить?

– Пока есть. Потом – не знаю.

– А живёте где?

– У товарища. Домой мне теперь нельзя. Но дело в другом. Вот что. Я знаю про вашу ракету. Наверное, вы её уже закончили, да? И скажите, у вас не найдётся места в команде для меня? Могу я с вами полететь, а?