До Марса уже далеко Игорь Блинов
…рассмотренные наблюдения приводят нас не только к тому заключению,
что Марс в настоящий момент населён, но и к дальнейшему выводу,
что эти обитатели стоят на таком уровне, что с ними стоит познакомиться.
(«Марс и жизнь на нём», П. Ловелл)
Современная женщина так же слезлива и груба сердцем, как и в средние века. И по-моему, вполне благоразумно поступают те, которые советуют ей воспитываться как мужчина.
(«Скучная история», А. П. Чехов)
Ты увидишь, как в небо уходят корабли,
Как закат торжественно печален.
Там, внизу на земле, мы это видеть не могли,
Мы сами себя не замечали.
Так необыкновенно: внизу проплывают моря,
Впервые во Вселенной только мы – ты и я…
(«Небо», Дискотека Авария)
Пролог.
Земля, село Покровское, 1909 год.
– Тять, а тять!
– Ну чего, неугомонный?
– А нам учитель сказывал, что на Марсии живые жители живут.
– Это где ж?
– А вона, красная звёздочка, над лесом.
– Эва! Как же они на звезде живут, они вроде блох, что ль?
– Да не, Марсий большой, он как Земля, он больше Луны.
– Так и на Луне что ли, жители?
– Да.
– Брешут.
– Вот те крест!
– Хе-хе…
– А я, тятя, когда вырасту, полечу туда, на Марсий.
– Это как, на крылах, как орёл небесный?
– Неа, такие машины будут, на керосине летают.
– Хых… Ну не знаю. Учись, Ванятка, хорошо учись, а не то – розги. Может статься, в люди выйдешь. Мне вот не довелось…
– Ничего, я тебе буду пересказывать, если хочешь.
– Да куда ж мне, я свои академии отучился.
– А ещё учитель сказывал, раньше на Земле людей не было, а жили ящеры, и такие агромадные, что твой амбар. И может статься, есть такие земли на небе, где они ещё живут.
– Змей-Горынычи-то? Где ж им жить, как не в небе? Ха-ха-ха.
– Ну, тятя, тебе бы всё смеяться.
– Ладно, Ванятка, ящур так ящур. Гадость, а всё ж тварь Божия…
***
Планета Тоосапак, космодром, 801 год от Великого Переселения.
В пересадочном отсеке прибывшую с Лагарды сержанта Лаллитиггу встретил лейтенант Газабук. Предстояла экспедиция на планету Имера, с целью изучения местного вида подводных рептилий, параллельной ветви эволюции айиннов.
Лаллитигге была поручена эта миссия сразу после выпускных испытаний. Все предметы она выдержала на отлично, особую отметку получила за высокий уровень интуиции.
Газабук руководил предыдущей экспедицией на Имеру, и в ожидании старта он в свободной форме поведал Лаллитигге о своих впечатлениях, об обитателях планеты – разумных двуногих подземного города, создавших бесчисленные механические устройства, о другом, доселе малоизученном воинственном народе, скрывающемся за барьером, и о живущих поодиночке пещерных беспозвоночных, склонные к мимикрии. Лейтенант Газабук напомнил, что миссия команды Лаллитигги не должна выходить за рамки планового изучения рептилий.
***
Земля, Пулково, 1909 год.
Профессор отряхнул снег с пальто, постучал ботами о порог, отворил дверь. Ночь. Обсерватория активно жила и работала. Вот и павильон.
– Здравствуйте, Софья Владимировна, ну как успехи?
– Доброе утро, Гаврила Андреевич. Удачная была смена, много материала набралось.
– Ну вот и чудно. Принимаю эстафету.
– Я ещё поработаю в лаборатории?
– Но дайте слово, голубушка, что недолго, а потом хорошенько отдохнёте.
– Клянусь Аполлоном!
Шесть часов утра.
Профессор придвинулся к телескопу, неосторожно дыхнул, стекло окуляра затуманилось. Надо подождать.
«Чем ближе к весне, тем сильнее подмораживает, – усмехнулся он. – Зато небо чистое. Ну-с, где вы там, дражайшая Красная Планета? Ага, над самым горизонтом, видимость пока неважнецкая… Как тут не позавидуешь коллегам в Португалии, Марс-то на их небосклоне где надо, в самой вышине. И они, и мы восемнадцать лет ждали. Целая жизнь! Что же, подождём и ещё полгода. Всё же просматривается полярная шапка, да и тёмное пятно моря Ньютона можно различить. Прекрасный тридцатидюймовый рефрактор, гордость обсерватории, не подведёт, совсем скоро позволит разглядеть всё в подробностях. А где-нибудь через четверть века, а может и раньше, на поверхность Марса ступит нога землянина. Несомненно, это случится! Если не будет войны. Да нет, Бог Войны Марс не допустит!»
Максим идёт к Лосеву.
«Интересное, неслучайное, замечательное число – 1909! Тут и первая, и последняя цифра в десятке, и единица как ракета, а девятка как орбита, по первой орбите ракета оторвётся от Земли, а по другой уже сядет на Марс, и в завершении нолик, похожий на саму планету. Год Великого противостояния… А может, он станет Годом Первого Человека на таинственной Красной Планете!» – так рассуждал учащийся седьмого класса петербургской классической гимназии Максим Пудовкин. Он шёл к старшему товарищу, студенту Мстиславу Лосеву, коий проживал на Среднем проспекте Васильевского, в доме номер двадцать семь.
В воздухе стоял запах тающего снега и просыпающейся прелой земли.
Максим обогнал молодую парочку – щегольски одетого молодого приказчика в компании с тонкой и угловатой как кузнечик горничной. Парень с увлечением пугал её:
– В грядущем годе она и налетит на Землю, не головой, а хвостом. А хвост, сказывают, ядовитый. Все отравимся до единого, и не то что ваши цветочки, а то и сибирские кедры засохнут и баобабы в Арагвии!
– Батюшки!.. Страсти-то… – охала девушка. – Да за что же хвостатая звезда явилась, за грехи наши?
– Неведомо за что. Одначе, в прошлом годе другая звезда упала, на две части разорвалась и в землю вошла, в Сибири и в Малороссии.
– Слыхала, да. Это, чай, знамение?
– Точно так-с, знамение. Эге-ге… Может, и минует нас чаша сия, однако жить надо торопиться, и не откладывать на потом.
«Всё-таки правы социалисты, – усмехнулся про себя Максим. – Кругом невежество. Вроде грамотные люди, а что читают? Лабуду, газетки-копейки да приложения пятак за выпуск. Комета Галлея регулярно возвращается, и никто доселе не пострадал. До неё ж десять миллионов миль, а хвост хоть и простирается намного, но разряженный, почти ничто. У нас на Васильевском трубы дымят – так покрепче будет. А от печки сколько народу угорает…»
Вот и доходный дом Разживина, где на верхнем этаже Лосев снимал комнату. Уже давно для Максима это было лучшим местом в Петербурге. А Стива – самым интересным человеком на Земле. Как всё-таки хорошо, что они опять вместе. Непременно, во что бы то ни стало, они построят эту ракету!
Перейдя улицу, он чуть не столкнулся с двумя прилично одетыми господами, вышедшими из трактира «Пятёрка». Один был приземистый, широколицый, в модном пальто и котелке, второй – в шубе, внушительного роста, с торчащими щёточкой усами под крупным носом, на голове высокая меховая фуражка.
– Ну, ничего откушали, – говорил широколицый. – По-нашему, по волжски.
– Конечно, это не «Палкин» и не «Донон».
– Да уж конечно.
– А вы бывали на Волге, граф?
– Я, к примеру сказать, на Луне не бывал, и даже на Марсе, что ж из того? Мыслью человек способен и туда перенестись, и там отобедать. Впрочем, бывал на Волге, я же в Самаре женился.
– Конечно же, конечно…
– Вот так-то.
– А до Марса сейчас рукой подать, – заметил носатый.
– Да, противостояние. Есть у меня задумка одна на сей счёт… Впрочем, теперь уже не успеть, а дорого яичко ко Христову Дню. Может, к следующему противостоянию и сочиню, времени достанет.
– Рассказ? Повесть? Из пушки на Луну?
– Вроде того. Луна-то вовсю освоена, теперь черёд Марса. Ну, а вы над чем сейчас работаете?
– Знаете, готтентоты заплевали. Пошлость, пошлость… А так – тружусь, ощущаю бодрость. За будетлян взялся, поддержать, по мне есть в них что-то. По графоманке Чарской обязательно проедусь. Переводы продолжаю, опять же.
– А стихи как?
– Да знаете, экспромтом выходит, и очень даже. Блинов тут детишек своих привёз, так я им столько всего напридумывал, записать осталось.
– Это который Блинов?
– Сосед, дачник, вы его видели. Учитель рисования у барона Штиглица.
– Да-да, припоминаю.
– Детишки его забавные, в гости заходят, с ними легко сочиняется. В свинки и мышки вот в последний раз играли, а как Коле, сынку, краски принесли, у него глаза расширились, с каким невероятным энтузиазмом рисовал, едва оторвали! Глядя на них, стыдно лениться. И стеной за меня, когда супружница сварлит… сварливит… футы-нуты. Я, кажется, новое слово сочинил. Вот что анисовая делает.
– М-да, семейный рай… Ну я-то больше на эти галеры не согласен. Второй год свободен.
– Не зарекайтесь, Алексей Николаевич. Может, ещё женитесь, и не раз.
– Увольте, Николай Васильевич, это не для меня.
Собеседники остановили извозчика.
– На Таврическую, – приказал круглолицый.
И они укатили.
«Надо же, литераторы! – усмехнулся Максим. – И тоже про Марс. Каких только личностей не встретишь подле трактира на улицах стольного города…»
И он направился к подъезду.
Первая встреча.
Максим часто вспоминал тот тёплый летний день, когда после похвального окончания второго класса отец сводил его на новую французскую фильму «Путешествие на Луну», которую давали в павильоне сада «Аквариум». Максим был абсолютно убеждён, что всё показанное на экране – чистая правда, яростно поспорил на сей счёт с товарищами по гимназии. Те посмеялись, было обидно, но до драки не дошло.
Потом отец уехал в Москву по делам своей военно-инженерной службы, а отцовский брат, дядя Витя, отвёз Максима в деревню, сам же через день вернулся в Петербург. Максим, как вполне самостоятельный человек, остался в доме один. То есть с бабушкой, конечно.
