Нет, он никогда так ещё не ошибался. Крыльев за спиной дамы он не заметил и подозревал, что она пропала за иной, скрытой дверью – не в окно же она прыгнула. Ради проверки этой возможности он хотел было приподнять гобелен, но заметил на нём паутину и оставил эту идею, приступив рассматривать комнату. Рядом с окнами стояли вазы, в которых покачивались большие перья неведомых Кейтсу птиц. Толстые книги с треснутыми корешками плотными рядами стояли под длинной низкой плитой, что выходила из стены до центра комнаты. Одна половина плиты представляла собой кровать с большими подушками и шёлковыми простынями, а на второй половине уместились функции стола. Над плитой с потолка свисала корзинка из белых веток с каменной головой, прикрытой вуалью.

На "столе" Кейтс нашёл тонкую кость для письма и расцарапанный конверт с не менее исцарапанным письмом внутри. На обратной его стороне можно было различить две буквы: Од. Не узнав подпись, Кейтс подошёл к окнам, чтобы рассмотреть конверт. Материал бумаги решительно отличался от всех других посланий, что встречались ему по контрактам. Он повидал много конвертов, включая те, что предназначались для правящих звеньев в городе – даже держал однажды конверт, адресованный лорду. Но здесь не было ни шифров, ни скрытых меток, лишь пара красных ворсинок и острые следы на гладком волокне. Несмотря на крошащуюся бумагу в руках, Кейтс попытался прочитать письмо:

"– 946, П. К. 89, Месяц Урожая.

Жрица жива. Время восстановит кости, но не уберёт шрамы. Вдобавок её память остаётся в потёмках. Она как будто забыла всё, что можно было забыть, даже не помнит имени…

…Благодать заканчивается. Капля тут, капля там. Как бы её хватило для защитника…

…Как они этого допустили? Сердце раскололось во второй раз и части разбежались кто куда. Как нам найти потерянное…

…Они называют трагедию Тленом. Прискорбно, невообразимо…

…Катаклизм позабыт всеми, сколько циклов потребовалось? Даже я много чего не помню. Мои тома – отражения…

…Мы даже не созрели, мы просто последние. Последователи, оставшиеся. Я вижу, что жрица права. Червь не жалеет даже самого маленького яблока…

…Мы переберём каждую песчинку в пустыне, мы отыщем, восстановим, спасём. Мне нужно уединиться, тут становится слишком шумно.

– Г."

На втором листке более аккуратным почерком был, по-видимому, ответ:

"…Я получила записки. Их недостаточно. Я понимаю, что вы не были свидетелем того дня и ваши знания ограничены тем, что вам доложили, но запечатлённые хроники должны быть в вашем распоряжении. Проверьте, неужели…

…Ради любви лорда, если вы ещё раз предложите расспросить мученицу…

…Ваш так называемый "передатчик" продолжает молчать. Не знаю, что вы ожидали от этой затеи, но я не вижу в ней смысла…

…Я начинаю искать другие выходы. Город схлопнется через несколько циклов. Неужели всё придёт в последний момент? Возвращаю записи со стражем. Не забудьте сжечь их.

– Од".

Многие из записок обрывочно упоминали события прошлого, но Кейтс не мог найти в них ничего значимого:

"…Катаклизма причины нам неизвестны, мы можем их придумать, и даже можем тем самым угадать их, но помешать им нам не под силу. Изменить мы можем последствия, точнее так, перенаправить. Смерть звезды (или её рождение, кто знает) ознаменовало начало Катаклизма, и слёзы потекли реками, кровь вскипятила океаны, а затем не было ничего, лишь журчание новорожденного дня в невидящем мире. Далеко не всё было потеряно, потому что люди продолжали дышать этим неподвижным, неживым воздухом. Одинокие в своей массе, оставшиеся ни с чем, они начали терять самих себя, их мелочное единство раскололось, и блуждали они в забвении, разбрасывая последние крупицы того, что составляло их самих…"