Но отец всегда говорил, что если не знаешь, с чего начать, то начинай сначала. Я так и попробовала сделать.

– Меня никогда никуда не отпускали одну. Сначала со мной везде была няня, а потом водитель.

– Из-за того, что тебя могли похитить ради выкупа? – сочувственно спросил Юзеф, и я слегка озадачилась, потому что никогда об этом не думала. Просто так повелось. Другие дети нашего, как выражался отец, круга, тоже нигде не появлялись без сопровождения. Это было одним из правил жизни, вот и всё.

– Наверно. Да и вообще… Папа всегда слишком за меня тревожился.

И это была чистая правда.

Я уже говорила, что являлась последним и поздним ребёнком бизнесмена и политика Льва Тимофеевича Кошурина. Конечно, при его положении и деньгах вполне допускаю, что было у меня разбросано по миру немало единокровных братьев и сестёр, но я о них никогда ничего не слышала. Знала лишь своего старшего брата Андрея, рождённого от первой и единственной законной жены отца. Она умерла ещё до моего рождения, в девяностых. Умерла не своей смертью, и подозреваю, не в последнюю очередь по вине супруга, чей род деятельности был тогда далёк от законного. Брат рассказывал о своей матери, как о доброй и умной женщине, которая имела такое влияние на нашего отца, какого после неё не смогла добиться ни одна из его многочисленных любовниц и сожительниц, включая и мою биологическую родительницу.

Её я не помнила. Она меня, скорее всего, тоже, поскольку моё появление на свет для этой девятнадцатилетней женщины было не более чем попыткой взять на пузо “жирного папика", в лице моего отца. Но не на того напала! Предъявив отцу нежданную беременность уже тогда, когда сроки не позволяли её прервать, мамаша вместо ожидаемого предложения руки и сердца добилась лишь моментального отлучения от олигархического тела вместе с некой суммой "отступных". Сумма эта, надо думать, не оправдала её ожиданий, потому что разочарованная и обозлённая неудачей родительница оставила меня в роддоме, уведомив об этом отца кратким текстовым сообщением.

Не знаю возымело бы это на него ожидаемое действие или нет, не будь СМС продублирована также и моему брату Андрею, которому на тот момент шёл двадцать шестой год. А уже Андрей, характером пошедший, видимо, в мать, и, в отличие от отца, всегда бывший человеком мягким и совестливым, не смог допустить того, чтобы его младшая сестрёнка росла сиротой. Уж не знаю как ему удалось этого добиться, но я была признана Львом Тимофеевичем и принята в его доме на всех правах родной дочери, хотя тест ДНК он наверняка всё-таки сделал, а то и не один.

Разумеется, сам отец мною не занимался, но честно нанял целый штат прислуги, начиная с кормилицы и заканчивая личным педиатром, так что с первых дней жизни я ни в чём не нуждалась и росла как роза под стеклянным колпаком, со всех сторон окружённая трепетной заботой, помноженной на страх перед отцовским гневом. А личного общения с родителем была удостоена лишь после того, как вышла из ясельного возраста и, выражаясь его же словами, была уже человеком. Самому отцу на тот момент подкатывало к полтиннику, и, возможно, именно возраст заставил его стать более сентиментальным и восприимчивым к кровным узам. К сожалению, мой старший брат этого всплеска родительской любви не застал – к тому моменту он третий год жил в Лондоне, где владел вполне успешным бизнесом и в отцовской заботе более не нуждался. Так что тут все сливки достались мне.

К чести брата, ревности и обиды с его стороны никогда не было. Относился он ко мне очень доброжелательно, но в силу удалённости друг от друга и разницы в возрасте общались мы нечасто. Я знала Андрея как интеллигентного молодого мужчину в костюме с иголочки, с ровным пробором светлых волос, в очках с позолоченной оправой, за которыми голубели большие широко открытые глаза, словно братец был вечно удивлён той ролью и ответственностью, которые возложила на него случайность родиться у такого человека, как наш отец.