И правильная процентовка никак не может быть найдена однажды, раз и навсегда. Это изменчивый показатель, зависящий от результатов непрерывной борьбы между теми, кто заявляет о своих правах на права, и теми, кто не хочет ими делиться. Фактически, подлинная демократия – это перманентная революция. Однако она может быть бескровной, если наравне с принципом Свободы священным будет массово признан принцип Неравенства. Только на основе этого двуединства можно создать адекватную процедуру предоставления – лишения прав.

Еще Аристотель утверждал (а он «отец логики» и не может по определению заблуждаться), что апартеид нужен не для обеспечения благосостояния, а для защиты свободы.

Он говорил: «варвар и раб по природе своей понятия тождественные». И логично обосновывал эту «скандальную» мысль: «Так как по своим природным свойствам варвары более склонны к тому, чтобы переносить рабство, нежели эллины, и азиатские варвары превосходят в этом отношении варваров, живущих в Европе, то они и подчиняются деспотической власти, не обнаруживая при этом никаких признаков неудовольствия».

«Итак. Хотя очевидно, что всякое сомнение о свободе и рабстве имеет некоторое основание, тем не менее очевидно также и то, что одни по природе рабы, а другие по природе свободны».

Эта мысль принципиально важна. Для эллинов естественна свобода. Для иных – рабство. Более того, это и есть их свобода. Это их выбор. А навязывать им эллинские форматы – это насилие над их природой, то есть тирания. Принудительная «демократизация» – опасная ересь. И никакого отношения к утверждению свободы эта деятельность не имеет.

Но из соображений Аристотеля можно сделать вывод (и он регулярно со времен Античности делается), что раз, мол, «варвары» – рабы по своей сути, то белые люди призваны быть их господами. Однако общину свободных и «равных» всегда и везде разлагают две взаимосвязанные вещи – использование рабов и стремление к роскоши. То есть терпильство и гламур из века в век подтачивают основу даже самых изначально правильных государств.

Само наличие существ с рабской психологией вызывает к жизни тиранию. Для некоторых весьма соблазнителен отказ от риска, связанного с ответственностью за выбор. И приходит тот, кто задает фронт работ и гарантирует похлебку. Его порождает коллективное бессознательное рабство. Таким образом, кастовая сегрегация – императив для паладинов свободы.

Учитель Аристотеля, Платон, свое идеальное государство видел как пирамиду из трех этажей, каждый из которых живет по своим законам и в соответствии с природой существ, его населяющих. На верхнем – правители-философы. Ниже – воины. На первом – работники. При этом высшие касты в его утопии живут «при коммунизме». У них нет личной собственности. Но они обеспечены всем необходимым (именно необходимым и не более) для жизни.

Труженикам иметь частную собственность, разумеется, не возбраняется, но они никак не участвуют в управлении государством. Явно философа вдохновляла спартанская модель. Только он придал ей стройность и завершенность.

Сегодня мы не замечаем, что тотальный отказ современного мира от кастовой системы обессмысливает и делает нелегитимными самые простые бытовые коллизии. Например, появление радикальных веганов есть бессознательная реакция на то, что, строго говоря, человек потерял право лишать жизни животных.

Дело в том, что кастовая система – это иерархия жертвенности. Низшие, жертвуя чем-либо во имя высших, поднимаются над собой, становятся осмысленными существами. Работяги приносят в жертву свой труд, воины – свою кровь, а брахманы саму свою душу. Христос говорит: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». И сам Господь, принимая эту жертву, приходит в мир и жертвует собой, выводя спираль жертвоприношения в Вечность.