Но процесс деградации уже пошел полным ходом. В Спарту пришло богатство. А с ним расслоение общины «равных». Началось формирование собственной олигархии, которая, разумеется, уже забыла о приоритете свободы. Она провоцировала экспансионистские войны. Результатом длительного противостояния с Фивами стали катастрофы при Левктрах и Мантинее. Мало того, что непобедимые спартанцы были разгромлены. Они, кроме того, понесли тяжелейшие потери. Община «равных» никогда не была многочисленной. И ставка на качество, а не количество долгое время себя оправдывала. Ровно до тех пор, пока количественный принцип не одержал верх в сердцах самих спартиатов, обремененных награбленным в Афинах.

После этого начался необратимый закат. И уже очень скоро спартанцев воспринимали не как защитников общегреческой свободы, а просто как высокопрофессиональных наемников, готовых драться хоть за персов, хоть за египтян…

Когда римляне еще и не мечтали об имперском могуществе, их постигло тяжкое испытание – нашествие галлов. Одолеть их в бою не удалось. Пришлось откупаться. И вот, когда на весах уже был отмерен затребованный агрессорами вес золота, их вождь бросил на ту чашу, где лежали гири, свой тяжелый меч, требуя таким образом «добавки». А на возмущение римлян безапелляционно возразил: «Горе побежденным!»

Но, вот парадокс – победы и спартанцам, и римлянам принесли куда более тяжкое горе – деградацию.

А вот разгром Афин – это поражение тамошнего общественного строя, каковой в период Пелопоннесской войны являл собой максимально возможную, предельно эгалитарную демократию. Рабы и мигранты права голоса, разумеется, не имели. Но вот граждане были настолько равноправны, что любого, кто проявлял себя заметно выше среднего уровня, сначала использовали на благо полиса, а потом, на всякий случай, изгоняли.

Процедура остракизма была придумана специально для «шибко умных». Состояла она в том, что на глиняных черепках (остраконах) граждане писали имена тех, кто, по их мнению, заслуживал вывода из политической игры. Тот, кто набирал большинство голосов, покидал родину сроком на 10 лет.

Изначально придуман сей механизм был, как водится, во имя свободы. Реформатор Клисфен таким способом предполагал удалить из полиса сторонников тиранического рода Писистратидов. Ну а во что в итоге превратилась эта процедура, прекрасно иллюстрирует почти анекдотический случай с Аристидом Справедливым.

В битве при Марафоне он был одним из 10 стратегов, командовавших победоносным афинским войском. Но через несколько лет политические противники решили удалить этого имевшего безупречную репутацию (о чем свидетельствовало прозвище) человека из Афин и развернули против него активную агитацию.

В ходе голосования к объекту атаки подошел некий неграмотный крестьянин, не знавший его в лицо, и попросил нацарапать на остраконе имя того, кого сей «политически подкованный» персонаж считал угрозой свободе. «Напиши Аристид», – сказал он. Политик удивился и поинтересовался: «А ты знаешь этого человека? Он чем-то тебя обидел?» «Нет, – ответил крестьянин, – мне просто надоело, что все вокруг называют его справедливым». Аристид выполнил просьбу. Он ведь и в самом деле вполне соответствовал своему прозвищу. И отправился в изгнание, откуда его досрочно возвратили, когда в Грецию снова вторглись персы…

Характерно, что последним, к кому применили процедуру остракизма, был демагог Гипербол. «Демагогом» тогда называли политиков, позиционировавших себя как яростных защитников народных интересов. И поначалу слово это отнюдь не имело негативного оттенка. Однако выступления большинства этих «защитников» были демагогическими в современном, вполне привычном нам смысле слова. Гипербол был настолько ничтожен, что применение к нему изгнания – меры, изначально предназначенной как раз для сверх общей меры одаренных, дискредитировало ее. И обладавшие тонким эстетическим чувством афиняне от нее отказались.