Дело – табак. Полвека фабрики «Ява» глазами ее руководителя Леонид Синельников

© ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации», 2017

…Таким образом, перед нами мемуары. Воспоминания человека, родившегося и сформировавшегося в советское время, добившегося, по советским меркам, достаточно высокого общественного положения, успешно себя реализовавшего на руководящей должности, а с концом советской эпохи не менее успешно реализовавшего себя и в условиях перехода от командной экономики к рыночной.

Все это, однако, само по себе не определяет характера мемуаров, каковой может быть весьма различным. Бывают мемуары – история внутренней жизни автора. Или – история семьи. Или, допустим, мемуары – словесный памятник тем людям, которых автор встречал на своем жизненном пути. Леонид Яковлевич Синельников вполне мог написать и такие воспоминания, но написал другие – воспоминания директора фабрики.

Иначе говоря, перед нами – мемуары экономические, микроэкономические – описывающие главным образом производственную жизнь табачной фабрики «Ява», с которой у мемуариста оказалась связана вся трудовая биография. Причем, большая часть воспоминаний относится именно к советскому периоду – когда автор состоялся как специалист, руководитель.

И вот теперь пора сказать главное: экономику советского типа – командную, с государством – собственником всего на свете, с идеологическим прессингом и ограниченным набором гражданских прав у работников – автор мемуаров не принимает. Собственно, воспоминания и объясняют детально – почему. Объясняют настолько ярко и многопланово, что впору использовать текст в качестве учебного пособия для какого-нибудь спецкурса «Советская плановая экономика: почему она была обречена. Кейс табачной фабрики». Настолько хрестоматийны те проблемы, которые автору приходилось «пропускать через себя»! Рискую повториться – автор в советское время сделал более чем успешную карьеру, вполне завидную по меркам той жизни. А стало быть, его отношение к системе – это ничуть не зависть неудачника, а вполне зрелая рефлексия.

Но можно взглянуть на все и с иной стороны. Советское, не советское, но управление – всегда управление, а люди – всегда люди. Немалое число проблем, задач да и методов их решения совершенно универсальны – хоть в армии, хоть на советской фабрике, хоть в транснациональной корпорации. И ощутить эту инвариантность, насладиться узнаванием, читая, как один отдельно взятый руководитель приобретал соответствующий опыт – весьма полезное занятие для всякого, кто интересуется проблемами управления, в практическом или же теоретическом ключе – неважно.

И есть еще один мотив, любопытный, наверное, с точки зрения исторической антропологии. Да, советская экономическая система была исключительно неэффективной, лишала людей мотивации к труду, унижала их, душила инициативу. И все-таки они старались. Отдавали себя работе, зачастую не особенно рассчитывая на вознаграждение в какой-либо форме. Находили неочевидные решения проблем, обходные пути преодоления препятствий создаваемых ригидной советской системой. Что это было? Естественная склонность людей к труду? Специфика тогдашних моральных установок? Автор воспоминаний не делает вывода, но предоставляет нам достаточно материала для собственных размышлений…

Наконец, пару слов о том, каких принципов я придерживался в процессе редактирования. Прежде всего я старался в максимальной степени сохранить авторскую речь – поскольку, на мой взгляд, она сама по себе представляет немалую историко-культурную ценность. Действительно, при всей индивидуальности мемуариста, его манера излагать мысли в полной мере является памятником эпохи: ярким примером языка определенного времени и социального слоя, со всем, что для этого языка характерно – например, с обильным использованием конструкций, наполнявших официальный и полуофициальный дискурс того периода советской истории, когда мемуарист формировался как личность.

С другой стороны, я в полной мере отдавал себе отчет, что некоторые «приметы времени», которых мемуарист касался походя, вскользь, полагал само собой разумеющимися и всем известными, вовсе таковыми не являются даже для тех, кому сегодня слегка за тридцать. Тем более для тех, кому за тридцать станет в будущем. Руководствуясь этим, я вносил какие-то достаточно незначительные коррективы, но чаще делал объясняющую сноску, стараясь, однако, не злоупотреблять вниманием читателя. Даже в тех случаях, когда автор допускал фактологические ошибки, я не считал возможным его поправлять непосредственно в тексте. Ошибки интересного человека – это ведь тоже интересно. Тем более что в целом Леонид Яковлевич демонстрирует завиднейшую память. Этой памяти, а также желанию автора быть полезным, даже уйдя на покой, мы и обязаны столь интересным чтением.

Лев Усыскин

21.11.2016

Выражение «дело – табак» обычно трактуется как безвыходное, затруднительное положение. В русском языке его присутствие зафиксировано по крайней мере с семидесятых годов XIX века. До сих пор идут споры о происхождении этого оборота.

В результате без малого пятидесятилетней работы в табачной промышленности у меня сложилось еще и собственное, личное толкование этого фразеологизма. С моей точки зрения, он связан с особыми свойствами сельскохозяйственной культуры – табака. Они хорошо известны специалистам отрасли. Если не справиться с обработкой табака хотя бы на каком-нибудь одном этапе производства сигарет, то в финале можно попасть в затруднительное и даже безвыходное положение.

Ко многому, о чем я намереваюсь рассказать в своих воспоминаниях, как нельзя лучше подходит название «дело – табак», понимаемое как в общепринятом, так и в указанном мною смысле. Это относится и к событиям, имевшим место в табачной отрасли, и к тому, что происходило в стране.

Я глубоко благодарен Елизавете Горчаковой, подтолкнувшей меня к написанию этой работы; моим коллегам, друзьям и близким, которые дали мне неоценимые замечания – Владимиру Аксенову, Борису Поволоцкому, Александру Каплану, Алле Полойко, Майе Розенблюм и Наталье Карасик; работникам фабрики «Ява», которые любезно предоставили фотографии из личных архивов – Юрию Трифонову, Людмиле Васильевой, Сергею Смирнову, Сергею Хахулину и Владимиру Пожидаеву; за техническую поддержку при подготовке материала – Владу и Светлане Яковлевым. Особо хочу отметить роль научного руководителя Института экономической политики имени Е. Т. Гайдара доктора экономических наук Сергея Синельникова-Мурылева, который порекомендовал книгу к изданию. Работа с высокопрофессиональным издательством «Дело» и его главным редактором Валерием Анашвили доставила мне большое удовольствие.

Леонид Синельников

В 1962 году я окончил Московский технологический институт пищевой промышленности (МТИПП) и защитил диплом по специальности «инженер-механик пищевых производств». При распределении[1] получил два предложения: должность инженера-конструктора в головном проектном институте ВНИИЭКИПРОДМАШ и мастера механического цеха на известной табачной фабрике «Ява». Подумав, я выбрал фабрику. Для того чтобы стать хорошим специалистом, полагал я тогда, очень важно сначала пройти производственную школу. К тому же представлялось интересным поработать на таком специфичном предприятии.

Несмотря на непрестижное название института, мы получили довольно хорошее образование. Лекции читали крупные специалисты, по разным причинам отправленные «в ссылку»: из именитых вузов в «пищевой» институт. В народе же бытовало представление о пищевой промышленности как о чем-то примитивном. Наш сосед по подъезду, полковник в отставке, узнав, что я учусь в пищевом институте, с недоумением спросил: «Чему вас там могут учить? Разве что, как открывать шампанское?» Такое мнение формировалось в значительной степени благодаря отношению к пищевой отрасли со стороны государства, рассматривавшего ее как промышленность второго сорта.

Действительно, в советской экономике все предприятия были разделены на две группы: «А» и «Б». В группу «А» входили индустриальные предприятия, производившие «средства производства», то есть материалы и оборудование. В группу «Б» – «производство предметов потребления» – пищевая и легкая промышленность. Еще со времени «индустриализации всей страны»[2] государственная политика была ориентирована на развитие промышленности, производящей средства производства. Предприятия группы «Б» финансировались «по остаточному принципу». Средства на их развитие выделялись в последнюю очередь – неудивительно, что качество товаров народного потребления было низким.

Приехав устраиваться на работу, я даже не обратил внимания на неприметный забор, выходящий на 3-ю улицу Ямского Поля. Все-таки мои ожидания были совсем иными. Поэтому я сперва сунулся в солидное здание, где, как оказалось, находилась проходная закрытого[3] предприятия оборонной промышленности «Наука». Фабрика «Ява» была как раз за забором напротив.

Итак, первое впечатление было достаточно убогим. Входом на фабрику служил первый этаж обшарпанного двухэтажного домика, совсем не похожий на проходную знаменитого предприятия. Там же находился отдел кадров и помещение охраны. Оказавшись на территории предприятия, я первым делом увидел одноэтажные деревянные склады, где хранилась бумага. «Ява» была основана в конце XIX века