«Белый свет тебе – белая осень в надежде, а прикормленный ад не

такой на виду, что уходишь сегодня не в цвете одежды – ты за

правильный номер души потому».

«Не бывало в квартире твоей благородства, только трос пустоты и

какого-то шарма, где наощупь ты гложешь плохое уродство – будто

сам ты нашёл этим тени пожара».

«Вот и встал наконец-то твой мир корабля, а в душе там сквозит

непокорное чванство, чтобы внутренне жить по-другому, чтоб я

протащить за искрой между каждого дня».

«Нет ума соскоблить всю позорную нить из под выемки жухлой

тоски, а пора всё сегодня смеётся в перо до утра, наклоняя свой

воздух и тернии жизни».

«Не стихи и не проза ушли наголо, открывая тот шарм в пустоте от

уродства, чтобы чёрное зарево знало тогда, что и день расстаётся от

мысли к позору».

«Вынимаешь актёрские тени из мира и твоя супротивная жёлчь, как

конвой между выменем тождества – хочет прилива и опробует

высмеять сложную боль».

«Саркастический звук и плохая мораль не тебе ли сегодня в законе

вели – эту стройную форму почти до Земли, чтобы думать о чувствах

и скорби?»

«Словно в яму попал и вокруг никого, а под серым, затерянным

миром из благ – только ужас и капли гнилого в умах затевают свой

вымысла страх».

«Нет коня и нет всадника и поле чужом, но к искусству за этим

фамильным чутьём ты сегодня свой взгляд по пути обратил, чтобы

мир осуждать – перед ним».

«Закадычный ли друг упростил небом ад, но сегодня наверх ты не

смотришь назад, а потерян твой воздух в пути за любовью, чтобы

снова угадывать форму души».

«День за днём неспроста ты учтивостью ждал, чтоб закрыть зеркала

и всё этим простить, чтобы внутренне сам по себе отпустить – этот

мир безнадёжного рока».

«Чебурашки и мишки, а также твой кот всё не любят спокойное

время, но пот, соскользая с чутья привередливой лжи там отыщет

тупые ножи».

«Время вылечит форму гнилой пустоты, время встретит пустые

слова, будто ты – сам не нажил искусство, как музыку в плен

идиллической розни возможных проблем».

«Некрасивые в низменной речи мосты ты построишь сегодня, а

также кто ты – для меня, если чувством не очень в душе ты противен

на вкус в неглиже».

«Дамский номер, сюртук и противная казнь между опытом снова,

роняя свой стиль – ты безумию внутренне можешь пропасть, но

уходишь во сне, открывая им жизнь».

«День ли это – иль маленькой ночи игла – ты находишь искусство

путём до утра, расставляя по шахматной форме круги внеземной

идеалам потери тоски».

«Серый цвет – не фамильной проблемы струя, но и ты расставляешь

претензии зря за мечтой субъективности выпить свой яд, поправляя

за мыслью вопросы в вине».

«Этот день мне запомнился только в огне, но и сам ты пожал руку,

вывернув мне тот избыток чутья окровавленных стен, прибивая

портреты от смерти затем».

«Домашний уют и противная наледь в безбрежности вопля не

кажутся мне – той формой слуги в объявлении рока простить этим

жизнь на коне».

«Где зуб поодаль выемки кульбит свой просто поднимает, будто

спит наутро формой выемки ножа – твой долгий разговор, как будто ржа?»

«Компьютерные маски в глубине торчат и пользу узнают на мне, а я

им отвечаю в час судьбы, что очень ненаходчив в этом дне».

«Повседневность сковывает спину и таща свой груз в своём огне -

ты не можешь думать обо мне, словно прикоснулся телом к льдине».

«Моя постель не смята в этом дне, но розгой тычет в палицу свой

луч – горячий, терпкий формы злобы путь, чтоб вылечить сегодня

слову грусть».

«На машинном раю твой аврал был сегодня немало там крут, но

отвергнешь ты словом свой бал между низменной пядью в аду».

«Болеро и кокетливый луч возле слова восточного в миг – к

перевёрнутым искрам под звук всё сегодня уводят свой крик».