глядя в современность видит душу?»

«Эхо за кормой всё цедит и летит, думая о прошлой высоте, этот

день просить, чтоб оценить важные советы для сердец».

«Подыграй у лояльной причины и жди, что твои короли подыграют

в твою иллюзорную волю, не готовую жить».

«Где же ты успел сварить внутри время приведённое одной

просьбой мира – то ли пережить им форму лет, то ли справиться

с виной?»

«Глаза засмотрели назад и понятно – им будут идти подоплёки в

сердцах, а кто – то на улицах слова желает, им видеть свободу от

страхов».

«В застывающем мире потерянных кораблей – тот лишь чужой, что

единожды смотрит назад и тогда он уличает сам себя, что везде

ничейный».

«Образумив день – ты ждёшь своего часа смерти, а он подлежит

расправе над тысячной харизмой лет и всё начинается сначала с

утра, когда твой день верит в новую свободу».

«Оттуда ты вышел и туда приходишь, но в этом рассвете не носишь

чёрные звёзды души, а только обволакиваешь пространное озеро

надежд в глубине сожаления о своём прошлом».

«Если намедни есть часть души, в которой спряталось ветхое солнце

– то оно будет день за днём помогать твоему горящему сознанию

жить дальше».

«Когда нечего терять и новые носки не спадают под утро с ног, когда

выше нет ничего свободнее и милее – ты выходишь на свой

балкон и начинаешь ворковать, как птица, которая хочет слабой

участи в своей душе».

«Твоему презрению нет предела и частный выдох в своём маразме

начинает день и отдаёт его преимущество к новому солнцу в

неживой общности будущих людей».

«Понимать свой страх – значит иметь точные копии соблазна в руке

новой свободы, а также удовлетворять приземлённое желание, не

зная, откуда ты видишь его собственным телом».

«Подобрел и вылечил свой возраст, а его понурое отчуждение ушло

сегодня на невероятное поле самоназванного учреждения дневной

гордости за свободу».

«Имея достаток и очень мало времени – можно не терять деньги, а

образовывать частое внушение себе самому о лучшем».

«Мера убивает форму восторга, а качество уводит своё

предназначение от торжества гедонизма, чтобы получше создать

себе новое чувство внутри субъективного счастья».

«Наденешь шляпу на пальто и весь вокруг твой мир, как путь -

изъезжен каторгой для лжи, чтоб будоражить так дожди».

«Прохладный, лиственный разгон – всё мельче облака и с рук твоей

невежественной формы – спадает шар внутри разлуки и этим медлит

наперёд».

«Подытожит за властью итог и в вопросах меж маленьких дней – ты

в уме осторожен за слабостью быть сегодня в гранитном окне».

«Не сыпь песок для кучки слова и между солнцем не греши, когда

упавший свет знакомый тебе распишется в тиши, забыв об этом на душе».

«Между пасмурной сценой стоишь и за чёрным рассветом – твой

рай, чтобы множитель возле души понимал эту сущность проклятий

ожить».

«Будущее, как немилый стержень зла, входит в твой отчётливый

манер, а потом по счёту ниже тла – видишь ты искупленный пример».

«За большим опахалом из лет, точно видимый в почерке слов – ты

наносишь мне бледный совет на затисканный вид облаков».

«Образ твой не лучше, чем вчера, сотни дней в искусствах замирая -

мы постигли зрелостью пера тот же искус, что и был вчера».

«Над мечтой в остановках печали нет светлее, чем голос в душе,

только опытом мы не встречаем эту юность, что пала уже».

«Над местным диалектом ты не свят, а новый полдень ходит через

край ещё внутри сгустившегося я, где белым светом утомляем ад».

«За былым отражением в томной игре – ты спросил, что же будет

потом, ну а прошлое мне подыграло, родясь, чтобы мужеству

вынести сон».

«Накапай сто грамм мне на душу и выжги за целой свободой -

отмеренный свет, где тают природные ивы и долго там ходит