Шин, наверное, больше всех был рад перспективе вместо двадцати трёх месяцев работать чуть больше семи. За разговорами и мечтами они быстро добрались до барака. Вся бригада кроме Шина пошла в столовую, он перестал есть вечером и договорился с одним из рабочих, который покупал у него паек за пятнадцать медяков. Он мог обходиться без пищи по несколько дней, но, работая в карьере, ему всё же приходилось питаться по утрам, чтобы восполнять энергию для тяжёлой физической работы. А пятнадцать медяков тоже были не лишними, ведь для Шина главным было быстрее выплатить свой долг и покинуть это «чудесное» заведение.
Сегодня он ложился, наверное, в первый раз такой счастливый и воодушевлённый. Медленно погружаясь в сон, тело начало расслабляться, а мысли становились всё более расплывчатыми. Ещё минуту назад в голове роились обрывки событий дня, но теперь они словно растворяются в мягкой дрёме. Тьма окутывала барак, и приглушённые звуки снаружи убаюкивали, превращаясь в еле уловимый фон. Тягучее чувство сонливости медленно окутывало разум, погружая его в сладкий покой.
…Снова оглушительный звон, утро, работяги спешат в столовую… Всё начиналось так же, как и каждый день в этом учреждении, темнота на улице ещё казалась непроглядной. Шин уже практически проснулся и уже начал собираться в столовую. На соседних лежаках народ недовольно переговаривался, хмурый гул в бараке нарастал. Из обрывков разговоров Шин понял, что их разбудили намного раньше, и что сейчас будет общий сбор. За время пребывания его в трудовом профилактории, это было впервые, и он не знал, что от этого ожидать.
Народ собрали на площади перед бараком, освещённой лишь тусклым светом длинных факелов, воткнутых в землю. Тёмные тени прятались за спинами людей, колеблясь от неровного огня. Казалось, что даже ветер шептал что-то беспокойное, сливаясь с тихим гулом толпы, как будто сама природа была удивлена происходящим. Люди стояли в тревожном ожидании, переговариваясь вполголоса.
Шин осторожно пробирался через толпу, оглядываясь и всматриваясь в лица. Среди множества неясных силуэтов, он наконец заметил знакомые фигуры своих товарищей. Беспокойство, которое сжимало его грудь, немного отпустило. Когда он подошёл к ним, то увидел на их лицах те же смешанные чувства.
– Доброго! Что тут за собрание, говорят, раньше времени подняли? – без предисловий спросил Шин.
Первым откликнулся Винни, который стоял чуть в стороне, теребя седую щетину на своём лице – жест, который обычно обозначал его взволнованность или озадаченность.
– Да мы сами не в курсе, что это такое. За полгода, что я здесь, такое впервые! – ответил Винни, его голос был хриплым, как будто от долгого молчания. Взгляд его метался, он силился понять, что происходит.
– Чего вообще ждать? – спросил один стоящий рядом парень по имени Крис. – Это ведь не по графику, так?
Остальные тоже начали говорить вразнобой, подтверждая, что никто ничего подобного раньше не видел. Никто не знал, почему их подняли посреди ночи, да ещё и так срочно. Шин осмотрелся вокруг, пытаясь уловить хоть малейшие детали, которые могли бы пролить свет на происходящее. Люди в толпе были подавлены и насторожены.
– Может, это наши начальники проверяют, как быстро мы собираемся? – предположил Джанни, пытаясь хоть как-то объяснить ситуацию.
– Слишком странное время для проверки, – бросил Салан.
– Как бы то ни было, – голос Винни стал тише, почти неслышным, – это плохо пахнет. Что-то грядёт, и мне это совсем не нравится.
Толпа начала беспокойно перемещаться, становясь всё шумнее. Теперь уже трудно было различить отдельные фразы в хаотичном гуле, и Шин понял, что ожидание затягивается. И от этого становилось только хуже. Неведение – это самое страшное, что может произойти в таких местах. Время шло, но ничего не происходило.